картины национально-самобытной жизни чешского народа, а в образе Бетушки — раскрыть художественно обобщенные черты чешской девушки: лирическое обаяние, бескорыстную верность возлюбленному, трудолюбие, настойчивость, жизнерадостность и смекалку, помогающие преодолеть все препятствия. Все музыкальные характеристики почерпнуты из чешской народной песенности и танцевальности. Тема Бетушки, например, очерчена ритмом польки, развивающимся и в вокальной партии. Музыка легкая, грациозная, с преобладанием быстрых темпов, что с самого начала еще в увертюре создает впечатление жизнерадостной приподнятости. Национальный колорит всюду ярко выражен. Вокальная декламация естественна. Все это сделало «Хитрого крестьянина», наряду с «Проданной невестой» одним из любимейших спектаклей чехов и привлекло к этому сочинению внимание и за рубежом.
«Жаль, жаль, что Вас не было в Дрездене… — писал Дворжак Зимроку после первого исполнения там его оперы. — Шух поставил оперу сказочно. Все шло как по маслу, и нюансы в оркестре и хорах были прекрасны… Уже увертюра была встречена бурными аплодисментами, как почти все остальные номера… После каждого акта меня вызывали».
Из Дрездена «Хитрый крестьянин» перекочевал в Гамбург, а затем в Вену, Дворжак был очень горд, особенно когда узнал, что в Вене премьеру назначили на день рождения императрицы Елизаветы. Он не подозревал, что его веселая, коротенькая опера может послужить причиной скандала. А именно так и случилось. Угодливые люди обратили внимание на то, что в опере чешские крестьяне одурачивают австрийского вельможу. Помилуйте, как это можно? — раздались возмущенные голоса. Так недалеко и до бунта. Поднялся шум. Полиции пришлось выводить из театра разбушевавшихся субъектов. Политическая ситуация в империи продолжала оставаться достаточно острой. В столице сочли нужным проучить чешского композитора.
После второго спектакля «Хитрый крестьянин» был снят, а Гуго Вольф обрушился на Дворжака со страниц венского «Салонного листка». Инструментовку его он назвал «отвратительной, грубой и пошлой». Попутно он замахнулся и на Брамса, заметив: «Может быть, существуют люди, которые достаточно серьезны, чтобы считать эту оперу комической так же, как существуют люди, которые настолько комичны, что принимают всерьез симфонии Брамса».
Венские доброжелатели и покровители Дворжака стали уговаривать его написать оперу на немецкий текст. Больше всех старался Ганслик. Он позаботился о том, чтобы Дворжаку послали из Вены несколько немецких либретто. Заодно он советовал композитору не очень увлекаться чешской национальной спецификой в музыке. Как дьявол-искуситель, не жалея лестных слов, он говорил, что такому таланту, как Дворжак, нужно освободиться от уз национальных мелодий, сделаться, так сказать, интернациональным композитором, и это поможет выйти на международную арену.
Дворжаку, конечно, хотелось приумножить свою славу. Успех — это пьянящий напиток, и тому, кто вкусил его раз, не просто отказаться от него в дальнейшем. Но Дворжак учуял опасность в речах Ганслика. Рожденный в лоне Чехии, воспитанный чешскими канторами, Дворжак был чехом до мозга костей, хотя и не любил громких фраз о патриотизме. Сама мысль о возможности отказаться от родных чешских мелодий представлялась ему кощунственной. На какой путь толкают Ганслик и его сторонники? Что будет представлять собой его музыка без национальных черт? Да и вообще возможно ли самобытное искусство без национальной основы?
Не раздумывая долго, он категорически отказался сочинять оперу на немецкий текст. Потом сел и написал письмо Зимроку, в котором убедительно просил всегда печатать на титульном листе его сочинений название по-чешски и его имя и фамилию — в чешской транскрипции, обязательно с птичкой над r (r). Теперь он решил быть бдительным и везде подчеркивать свое чешское происхождение. Он чех. У него есть родина, и пусть все это знают. А если кому-нибудь его музыка не по вкусу, кажется грубой и пошлой, пусть не слушают. Он никому не навязывает своих сочинений, но писать их будет так, как сам считает нужным.
Увидя в Англии афиши, где он именовался на немецкий лад Антоном, Дворжак немедленно потребовал перепечатать все афиши. Получив там после концерта приглашение от «Клуба немецких артистов» прибыть на вечер, устроенный в его честь, Дворжак отклонил приглашение, мотивируя тем, что не является немецким артистом.
Зимрок пытался увещевать Дворжака, говорил, что с немецким названием тетрадки печатных нот быстрее расходятся. В ответ Дворжак повторил свое требование и написал: «…нации, имеющие и представляющие искусство, никогда не исчезнут, даже если численно они будут еще меньшими… у художника тоже есть родина, в которую он должен твердо верить и которую должен всем сердцем любить…»
Англия и англичане
Знакомство англичан с творчеством Дворжака началось со «Славянских танцев». Они прозвучали в Лондоне в 1879 году, вскоре после выхода из печати у Зимрока первой тетради этих пьес, но не произвели большого впечатления. Их зажигательные мелодии и бесшабашная славянская удаль не тронули холодных сердцем чопорных жителей Альбиона. Спокойно были приняты в следующем году секстет, исполненный берлинскими музыкантами во главе с Иоахимом, и третья «Славянская рапсодия», сыгранная под управлением гастролировавшего Ганса Рихтера. Зато совершенно исключительный успех выпал на долю «Stabat mater».
Удивляться здесь нечему, если вспомнить, как складывалась музыкальная жизнь Англии. Гордясь своими достижениями в области литературы, англичане уже после смерти Перселла, то есть с конца XVII века, постоянно ощущали нехватку музыкальных талантов. Стараясь возместить эту нехватку, они зазывали к себе на остров видных музыкантов из других стран. С их помощью устраивали в городах музыкальные фестивали и празднества.
Попади в Англию в свое время композитор типа Шуберта, с его бесконечным запасом песенных мелодий, задержись он там продолжительное время, может быть песня, романс полюбились бы англичанам больше всего. Но случилось так, что самое большое влияние на музыкальные вкусы англичан оказал Гендель. Он провел в Англии значительную часть своей жизни, сочинял для англичан, устраивал концерты, выступал как дирижер. Благодаря ему англичане больше всего полюбили симфонические произведения и оратории. И любовь эта прочно вошла в их жизнь. На берега Темзы прибывали потом прославленные пианисты и скрипачи, звучала камерная музыка. Англичане внимательно слушали, радовались, когда на афишах их концертных залов появлялись имена Шопена, Листа, но оставались верны своей любви. В середине XIX вока оратория Генделя «Мессия» исполнялась также успешно, как и при жизни автора. Часто звучала оратория Мендельсона «Илья», написанная композитором специально для Лондона, и другие. Три больших музыкальных объединения, соперничая друг с другом, устраивали в сезон до тридцати ораториальных концертов.
«Stabat mater» Дворжака сразу обратила на себя внимание искушенных англичан. Им захотелось увидеть автора этого произведения, по установившейся традиции оказать ему гостеприимство, услышать ораторию под его управлением, а там, может быть, и договориться о создании произведения специально для одного из британских коллективов. Столичная филармония и хоровое Общество Алберт-холла послали приглашение Дворжаку приехать в Лондон весной 1884 года и продирижировать там каким-нибудь своим сочинением.
Дворжак в первый момент растерялся, но вспомнил Гайдна, ездившего туда уже не в молодом возрасте, подумал, какие добрые плоды это может принести ему и всему чешскому искусству, и решил не отказываться. Он накупил учебников, словарей и засел за изучение английского языка, чтобы иметь возможность хотя бы с музыкантами объясняться без переводчика. Но когда настало время отправляться в путь, Дворжака снова охватил страх и он попросил своего приятеля пианиста Йиндржиха Каана сопровождать его в Англию.
Ехали они поездом, с небольшими остановками в Кёльне и Брюсселе. Затем через Ла Манш. Путь по воде очаровал Дворжака. Море он видел впервые. Оно было спокойно. Небо безоблачно. Теплый ветер обдувал лицо. Все предвещало хороший прием.
