— Да кто же это, наконец?
— Кейти.
Глухой стук последовал за этим словом. Стакан Эдварда выскользнул у него из пальцев и приземлился на ковер.
— Что ты сказал?
— Кейти жива.
— Но… я не понимаю.
— Я тоже, но это так.
— Она спаслась во время кораблекрушения?
Эйдан наконец нашел в себе смелость встретиться со взглядом брата.
— Не было никакого кораблекрушения. Ее отправили в Индию, чтобы выдать за какого-то богатого плантатора, и она вполне благополучно добралась туда. Родители Кейти солгали мне.
На лице Эдварда было написано такое же смятение, какое царило в душе Эйдана.
— Но зачем?
— Понятия не имею. Она утверждает, что ничего об этом не знала. Возможно, они сделали так потому, что я упорно являлся к ним домой, желая увидеть ее, и меня надо было отогнать как назойливую муху. А может, тем самым хотели скрыть позор семьи, что продали дочь какому-то фермеру без имени, но с кучей денег.
Брат подался вперед, широко раскрыв глаза.
— Постой-ка. Так ты видел ее?
— Воплоти. Она держит кофейную лавку в Кингстон-апон-Халле.
— Кейти Тремонт? Держит лавку? Ерунда какая-то.
— Да нет, — возразил Эйдан. — Это правда. И она больше не Кейти Тремонт. Она теперь миссис Кейт Гамильтон.
— О! Нуда, разумеется.
Брат был явно потрясен.
— Я должен просить тебя никому об этом не рассказывать. Ее семья не знает, что Кейти вернулась в Англию.
— Эйдан… — Голос Эдварда сделался неровным и сиплым. — Если б это говорил мне не ты, я бы не поверил ни единому слову. Почему она не известила своих родных?
Тот пожал плечами.
— Ее отец умер в прошлом году.
Он не испытывал никаких эмоций, говоря эти слова. Так долго ненавидел этого человека, но сейчас не чувствовал ничего.
— Да, но мать не видела дочь десять лет! И брат ее теперь граф.
— Я представления не имею почему, Эдвард. Кейти попросила меня не воскрешать ее, и я согласился.
— Господи Иисусе, — выдохнул Эдвард. — Кейти Тремонт жива. А ты… что ты собираешься делать?
— Она замужем. Ее муж пока еще в Индии, но скоро приедет в Лондон.
— Ясно.
Но конечно же, Эдвард понимал все не больше самого Эйдана. Это какой-то нелепый фарс. Или трагедия. Или плохо написанная пьеса. Все в ней так перепуталось.
Эдвард поднял свой упавший стакан и забрал стакан у Эйдана. Вновь наполнил оба и опять плюхнулся в кресло.
— Спасибо за то, что рассказал мне.
— Я должен был с кем-то поделиться. А ты… — Он залпом осушил виски. Горло обожгло, на глазах выступили слезы. — Ты всегда понимал меня.
— Рад слышать это.
Эйдан прокашлялся, стараясь прийти в себя.
— Мои старые сундуки все еще на чердаке?
— Думаю, да.
— Это хорошо. Мне надо покопаться в них.
Он поднялся с кресла и от резкого движения слегка покачнулся.
— Ты хочешь отыскать там что-то для Кейти?
— Да.
— Послушай меня, пожалуйста.
Эйдан осторожно поставил стакан на стол, без особого удовольствия расслышав предостережение в голосе брата.
— Говори!
— Она замужем. Ты сам это сказал.
— И что из этого?
Эдвард со стуком поставил свой стакан.
— Как ты можешь относиться к этому столь беспечно? Только не прикидывайся, что не понимаешь. Кейти Тремонт не просто какая-нибудь пресыщенная, изнывающая от скуки женушка, ищущая приключений. Она та, которую ты когда-то так любил. И которая ни разу не связалась с тобой за все минувшие десять лет.
— Я все прекрасно понимаю. Можешь не бояться за мое сердце, брат. Оно затвердело, пожалуй, даже покрылось броней. Никакая Кейти ему не страшна.
— Эйдан… — начал Эдвард, но тот только покачал головой.
— Это правда!
И он стремительно вышел и зашагал к лестнице, прежде чем брат успел его остановить.
Он чертыхнулся, поднимаясь по лестнице, пожалев, что рассказал про Кейти. Эдвард не дурак и понимает, что они оба изменились. Да и жизнь преподносит сюрпризы. Она замужем, поэтому никакого долгожданного и счастливого воссоединения не будет и быть не может. Не существует ни малейшего риска, что он снова влюбится и станет умолять ее выйти за него замуж. Она чужая жена. А если она несчастна в браке, что же с того? Много ли их, счастливых? По пальцам пересчитать.
После предполагаемой смерти Кейти светские дамы стали проявлять чересчур живой интерес к Эйдану, и это было еще до того, как он разбогател. Молодые особы на выданье начали вдруг обращаться с ним как с какой-нибудь редкой драгоценностью. Некоторое время, спустя он наконец разгадал загадку своей привлекательности, когда одна из его любовниц призналась: все ее подруги влюбились в него, взбудораженные слухом, что бедняжка скорбит по своей умершей тайной возлюбленной. Ах, это ведь так романтично! Поэтому выходило, что они хотели его потому, что он потерял Кейти.
Это привело Эйдана в холодную ярость. Ему делалось плохо при мысли, что смерть его любимой приятно щекочет нервы в свете, и все же он не остановился. У него было много любовниц — красивых, опытных, беспечных. Эйдан пытался забыть Кейти в их объятиях, но при этом он чувствовал себя негодяем.
Постоянное ощущение вины и пьянство чуть не убили его. А потом кузен во Франции предложил ему партнерство. Тому необходим был английский контракт, а Эйдану требовалось… что? Проявить себя? Определенно мысль о том, чтобы разбогатеть взывала к его жажде мщения. Отец Кейт отверг предложение Эйдана, потому что у того не было средств содержать жену. Или ее семью, как он теперь понял.
Так что он отправился во Францию, подстрекаемый желанием утереть нос отцу Кейт и, говоря по правде, на время утопить свое горе в объятиях француженок. В конце концов Эйдан обнаружил, что может забыться, серьезно занимаясь бизнесом. Та сделка спасла его. Но только не душу. И не совесть.
А спустя какое-то время он горевал уже не по Кейти, а по тому человеку, которым должен был стать. Своими поступками он предал самого себя.
Поднявшись на четвертый этаж, Эйдан порадовался полумраку. Он помог смягчить внезапный острый страх, что Кейт узнает, каким он стал теперь. Но нет. Ее желание жить в полном уединении защитит его секреты. Да и кто ей расскажет?