состоянии, поскольку отец свою волю никак в письменной форме не зафиксировал. Но это вовсе не значит, что дома меня перегружают работой. Делать меня ничего не заставляют, просто Джону смерть как не хочется на меня тратиться. Джон жутко скаредный во всем, что не относится к его делу; но он и тут жадничает, а, занимаясь инвестициями и играя на бирже, слишком жадничать нельзя. Самое интересное, Джону даже не приходит в голову, что он обманывает меня или как-то ограничивает мою самостоятельность. Он искренне считает, что поступает со мной по справедливости. Кроме того, в делах он мне доверяет. Вы же слышали, что он сказал? Просил меня проследить за инвестициями в Нью- Мексико.
Эмма сделала паузу, но Эдди в разговор вступать не стала в надежде, что ее собеседница продолжит свой монолог. Так оно и случилось. Но когда Эмма заговорила снова, голос ее слегка прерывался от волнения.
— По правде говоря, я думаю, что Джона мой отъезд обрадовал. Теперь, когда меня нет с ним рядом, он может делать с наследством все, что ему заблагорассудится. С другой стороны, я тоже рада, что от него уехала. Мы с ним никогда особенно друг друга не любили, но в последнее время наша взаимная неприязнь стала перерастать в ненависть. У Джона в банке десять тысяч долларов, половина из которых — моя; более того, мне по праву принадлежит половина всего остального достояния, поскольку есть еще ферма, которая, впрочем, тоже записана на его имя, — тут Эмма издала короткий, сухой смешок. — И из всего этого мне достались лишь две шляпки и билет в одну сторону до Налгитаса.
Эмма и вправду была глупа и ничего в жизни не смыслила. Глупа — и чрезмерно болтлива. Эдди придвинулась к ней чуть ближе и сказала:
— Вы не должны рассказывать подобные вещи всем и каждому. Есть люди, которые способны убить и за меньшее.
— Положим, я рассказываю не о том, что у меня есть, а о том, что у меня могло бы быть. Так что мои слова ничего не стоят.
— Тем не менее я бы на вашем месте не стала распространяться на эту тему в Налгитасе. Там ошиваются опасные люди. Взять того же Бака Соррела, к примеру.
У Эммы округлились глаза. — Ох!
— Только не надо охать. Его уже повязали, — признала Эдди. — Но есть и другие. Слышали когда- нибудь о Бутче Сканга?
Эмма выпрямилась на сиденье, ну точно как школьница.
— А о Неде Партнере?
— Каком партнере? — робко переспросила Эмма.
— Не о партнере, а о Неде Партнере.
Эмма отрицательно покачала головой:
— Боюсь, я о таком не слышала. Он что же — какая-нибудь шишка?
— Шишка! — фыркнула Эдди. — Да он самый знаменитый разбойник во всем Нью-Мексико. Говорят, он ограбил банк в Санта-Фе и увел пять тысяч долларов, после чего полицейские гнались за ним с собаками. Ну, собаки взяли след и вывели полицейских к заброшенной будке железнодорожного обходчика. Там ищейки стали прыгать на дверь и выть так, что чертям тошно. Шериф и его помощники вытащили револьверы, окружили будку и предложили Неду сдаться. Поскольку ответа не последовало, они изрешетили будку пулями, потом осторожно к ней приблизились и, пустив вперед собак, заглянули внутрь. Но никого там не нашли — кроме своих же собак, которые дрались из-за каких-то объедков, оставленных в мусорном ведре. Короче говоря, Неда Партнера там не было, и банк свои пять тысяч долларов так и не вернул. Полагаю, Неду каким-то образом удалось их надуть: и полицейских, и собак — всех. В Нью-Мексико только об этом и разговору. — Эдди затряслась от смеха, потом вытерла глаза платком. — Говорю вам, в таком деле лучше его никого не сыщешь.
— Так он, значит, удрал с пятью тысячами долларов?
Эдди начала было кивать, но потом замерла. Ей вдруг показалось, что она слишком уж разболталась — прямо как Эмма.
— Ну, может, с четырьмя тысячами. Или с двумя. А может статься, в тот день в банке вовсе не было денег. Откуда мне знать? — Эдди пожала плечами и помахала в воздухе рукой, словно отметая самый предмет, который они обсуждали: дело Неда Партнера. — Что толку об этом говорить? В Нью-Мексико, Колорадо и Аризоне полно бандитов. Есть среди них и женщины. Вы об этом-то хоть знаете?
На лице у Эммы проступили пятна, она испуганно посмотрела на попутчицу.
Эдди довольно хихикнула, наслаждаясь произведенным эффектом.
— Есть такая Ма Сарпи; правда, сейчас она сидит в Брекенриджской тюрьме в Колорадо. А еще есть Косоглазая Мэри Фостер, Малютка Бит и Анна Пинк. — Три последние были обыкновенными проститутками, Эдди назвала их для пущей важности. — Есть и другие. Разве всех перечислишь?
— Это… это так ужасно, — сказала Эмма, нервно теребя приколотую к вороту брошь.
Эдди почувствовала угрызения совести и поспешила успокоить бедную женщину:
— Я бы на вашем месте не слишком переживала из-за этого. Я лично ни одной такой в Налгитасе не встречала. Что же касается плохих парней, то они, когда приезжают в город, все больше таскаются по салунам и по бор… — тут она замолчала, пытаясь подобрать более благозвучное слово.
— Скажем так: и по другим пристанищам порока, — закончила за нее фразу Эмма. — Полагаю, в том, чтобы встретить бандита, нет еще большого греха, но познакомиться с людьми такого сорта я бы не хотела. — Она продела нитку в иголку и снова взяла в руки свое рукоделие, лежавшее на коленях.
Эдди искоса посмотрела на Эмму, которая переделывала неудачный шов и, казалось, с головой ушла в работу.
— Чего бы я сейчас хотела, так это принять ванну, — сказала Эдди. — Первое, что я сделаю, когда вернусь домой, — попрошу служанку нагреть на плите воды и наполнить ванну. — Она откинулась на спинку сиденья, представив себе, как будет лежать в своей жестяной ванне, полной горячей воды.
То обстоятельство, что в Нью-Мексико еще встречаются служанки, Эмму, казалось, удивило, о чем она тут же сообщила Эдди.
— Да, есть у меня одна, — заверила ее Эдди. — Завтра, когда доберусь до дома, велю ей изжарить для меня большой бифштекс и испечь торт с заварным кремом.
Эмма сказала, что торт с заварным кремом — это очень вкусно, после чего протянула руку к своему жакету и открыла крышку приколотых к нему часиков.
— Давно уже пора ужинать. Когда, интересно знать, здесь открывается вагон-ресторан?
Эдди фыркнула и сообщила Эмме, что в этом поезде вагона-ресторана нет. Пассажиры берут еду с собой или покупают съестное у разносчика.
— Похоже, вы прихватили-таки с собой ужин. — Эдди указала на стоявшую под лавкой корзинку, едва удержавшись, чтобы не облизнуться.
— Никакой это не ужин, — рассмеялась Эмма. — Это побеги чайных роз. Чайные розы, которые я выращиваю, известны во всем графстве. — Она открыла корзинку, и Эдди увидела тонкие черенки, завернутые во влажную материю и газетную бумагу. Потом Эмма предложила Эдди принять один из них в подарок — за доброе к ней отношение.
— Спасибо, но мне этого не надо, — сказала Эдди. — Земля в Налгитасе такая сухая и бесплодная, что розы вряд ли на ней приживутся. Да и не умею я ухаживать за такими растениями.
Эмма вернула побег в корзинку и поинтересовалась, когда будет ближайшая станция, где можно перекусить в буфете.
— Какая может быть станция посреди канзасской прерии?
— Но надо же нам заморить червячка? Я так боялась опоздать на поезд, что с самого утра не могла проглотить ни кусочка. Сейчас я бы съела жареного цыпленка, или жаркое с подливкой, или, возможно, отбивную. И обязательно ломтик персикового пирога. Вот уж объедение!
— Прекратите! У меня текут слюнки уже от одних ваших разговоров о еде, — сказала Эдди. — Но ничего из того, что вы только что перечислили, здесь не найти. Придется есть то, что можно приобрести у разносчика, и особенно не привередничать. Пойду узнаю, чем можно разжиться у этого парня. — Она оправила платье, готовясь подняться с места, и Эмма повернулась на лавочке, давая ей возможность пройти. — В любом случае мне будет невредно глотнуть свежего воздуха.
