— В какой? — не согласился Владимир. — Да мы же на курорте находимся. В райском уголке земли пристроены. Впрочем, нытикам ничем не угодишь.
На следующий день Давыдов передал Токареву листок со словами:
— Развлекись, пессимистическая инфекция!
-- С удовольствием покритикую натужные труды оптимистической бактерии, — без улыбки отозвался Гавриил. — Потом, если не буду смеяться, пощекоти.
— Только кулаками.
— У кого интеллекта маловато, в ход пускает руки. Итак, с упоением читаю:
Правды пусть не знает мать.
Повторю с прононсом:
Лучше Syphilus поймать,
Чем болеть поносом…
Панихиду рано петь.
В схватке с чежестранцем Рад мужчиной умереть,
Только — не з…….м.
Гавриил хмыкнул.
— Жаль, старшего боцмана с нами нет, — иронически произнес он. — Ему бы твои вирши, Володя, «очень даже дюже», понравились, несмотря на сомнительный юморок.
Владимир отрицательно покачал головой:
— Нет, Гаврюша, ты себя недооцениваешь. Уверяю: Заборов твои бы стихи похвалил взахлеб. Вспомни, как он собственноручно перекаракулевал в тетрадь твою сентиментальную «Березку». Обрати внимание — вношу в лексикон русского языка новое слово: перекаракулевал!
Каждый из гардемаринов посчитал бы за хулу одобрительный отзыв о своих стихах уже известного «ценителя» поэзии. Давыдова и Токарева Вильчковский, как и обещал, выписал из лазарета через неделю после ухода оттуда Изыльметьева. Свой фрегат гардемарины застали уже в раскуроченном виде — с невооруженным правым бортом. Но йменно к этим, ичезнувшим куда-то орудиям верхнего дека, были в походе приписаны Владимир и Гавриил. Лейтенант Александр Максутов коротко пояснил, на какое примерно время и для какой цели сняли с «Авроры» пушки. Потом была беседа с командиром корабля. Оказалось, что Изыльметьев рекомендовал генерал-майору Завойко назначить обоих гардемаринов помощниками командиров береговых батарей. Губернатор внял словам опытного моряка и определил будущих офицеров1 на эти должности, выбрав боевые объекты по своему усмотрению. Давыдов попал на Кошечную, одиннадцатипушечную, батарею в подчинение лейтенанту Дмитрию Максутову; Токарев — на Красноярскую (Кладбищенскую), трехпушечную, которой командовал мичман Василий Попов.
— Продуманно, по солидности, Гаврюша, нас распределили, — с нарочитой серьезностью произнес Владимир. — У кого-то на батарее больше десятка орудий, соответственно
1 Гардемаринам В. А. Давыдову и Г. Н. Токареву в апреле 1854 года было присвоено офицерское звание «мичман». Об этом они узнают в октябре.
столько и прислуги к ним, а кому-то достаточно и трех.
— Справедливо подмечено, — согласно кивнул Токарев. — Маломощные батареи, как и следовало ожидать, в порядке пополнения недостающих сил, укрепили солидными и храбрыми помощниками командиров.
— Растешь, Гаврюша! — похвалил Владимир. — В твоих суждениях стали проявляться проблески мышления мужа. Впрочем, с кем поведешься…
Разойдясь по батареям, друзья виделись редко. Августовские события, захлестнувшие петропавловцев, разбросали половину авроровцев по разным местам, всех вовлекли в главное дело — оборону порта.
Меньше версты разделяет Кошечную косу от Красного Яра, но никак не могли помощники командиров батарей встретиться — угрожающая обстановка не позволяла им хотя бы на час оторваться от дел. Там и тут работы людям было невпроворот. В последнее время артиллеристы центрального и южного боевых объектов не оставляли постов ни днем, ни ночью.
18 августа Давыдов и Токарев, в силу обстоятельств, оказались прямыми участниками артиллерийского сражения. О, сколько у каждого впечатлений от первого в жизни боя! Как хотелось гардемаринам поделиться ими между собой. И вот прошла ночь, клонился к вечеру следующий день, а противник не предпринимал новых устрашающих действий. Помыкался по губе пароход, пострелял издалека для острастки, повыпускал пар и притих. Захват плашкоута с кирпичом и шлюпки-шестерки вызвал у петропавловцев чувство неловкости за английских и французских моряков. «Зачем сильному противнику было пленять невооруженных матросов и женщину с детьми? — с неприязнью подумал Гавриил. — Сей поступок отвратителен». Токареву стало понятно, что в этот день, 19 августа, штурма порта не будет. Он попросился у мичмана Попова отлучиться до наступления темноты — ему не терпелось навестить на Кошечной косе друга, побывать на «Авроре».
Двадцатичетырехлетний командир батареи на просьбу помощника отозвался с веселой легкостью:
— Погуляй, Гавриил Николаевич, развей пороховую гарь. Поделись с друзьями нашим боевым опытом, а они пусть поведают о своем. До ночи, полагаю, ничего опасного не произойдет. Зайди в аптеку, поторопи, чтобы обе-
щанную корпию поднесли. А если что, сам понимаешь, сюда без задержки.
— Прытью скакуна.
— Счастливо.
Давыдов, узнав в спускавшемся с пологой горы Поганки Токарева и уяснив, что друг не намерен миновать их батарею, заспешил навстречу.
По — мальчишески азартно обменявшись первыми впечатлениями о минувшем сражении, гардемарины вспомнили о своих солидных должностях и сменили тон беседы. Они на полном серьезе поговорили о вчерашних действиях артиллеристов и командиров своих батарей, настроении людей, собственном самочувствии. Вначале Давыдов, а потом Токарев неохотно признались, что с появлением в Авачинской губе вражеских кораблей и во время сражения они испытывали такое чувство, которое не назовешь храбростью. Авроровцы, вроде бы, действовали четко и осознанно, но оказалось, оба не все помнили, что делали в короткой перестрелке. Конечно, упрекнуть в трусости помощников командиров батарей они никакого повода не дали, однако и к первому десятку смельчаков себя не относили.
— А вот лейтенант Максутов человек исключительной храбрости! — восторженно сказал Владимир. — У него завидная выдержка, редкое хладнокровие. Дмитрий Петрович распоряжался в бою, как на примерных стрельбах.
— И мой командир, мичман Попов, — вторил приятелю Гавриил, — не показал себя робким и суетливым. У Василия Ивановича удивительное самообладание. Его уверенность в поступках и врожденная веселость взбадривает людей. Это он подсказал, чтобы на жести дегтем намалевали «приветствие» и повесили у входа на кладбище.
— Какое там может быть приветствие?
— «Добро пожаловать»!
Давыдов улыбнулся.
— Недурненько! — оценил он выдумку командира соседней батареи. — Для кого-то хихи-хахи, а кому-то охи-ухи. Ну что, заглянем в нашу крепость?
— Пошли, — согласился Токарев. — Хороша твердыня! Но продувать ее необходимо. Отсюда гарь слышу.
— Нет слов, под открытым небом воздух чище, — сказал Давыдов. — Однако у вас ядрам нет преграды; у нас дымно, зато безопаснее. Из двух зол выбирай лучшее.
На Кошечной батарее, в отличие от Красноярской,
люди после боя не томились от безделия. Общую занятость придал им накануне неприятель. Артиллеристы залатыва-ли с наружной стороны следы ядерных ударов, на внутренних стенах восстанавливали разрушенную штукатурку. Кто-то в центральном отсеке звучно бил молотком о железо, во фланговых — стучали топоры, визжали пилы. В узких проходах мельтешили мальчишки-кантонисты.
