Лейтенант Дмитрий Максутов сидел на лафете крупного орудия и что-то писал, пристроив на колени дощечку с бумагой. Давыдов подошел к нему один, чтобы отпроситься в порт. Князь поднял на него глаза, что-то коротко сказал и, услышав ответ, одобрительно кивнул. «Разрешил», — догадался Токарев.
Гардемарины, не спеша, направились вдоль берега Малой губы. Впереди слева, за боном, соединяющим Кошечную косу с межсопочным перешейком, видны были фрегат «Аврора» и транспорт «Двина». За ними притаились коммерческие иностранные суда «Ноубль» и «Магдалина». На перешейке копошились люди — артиллеристы открытой пятипушечной батареи. Моряков среди них было мало, больше солдат-сибиряков. Командует ими авроровец лейтенант Александр Максутов. Напротив Малой губы, на склоне невысоких гор, притих Петропавловск. Гардемарины знают, что если идти вдоль берега не сворачивая, то придешь к просторному, но мелкому Култушному озеру, недалеко от которого находился секретный объект — гарнизонный пороховой погреб. Но разве можно на полном серьезе подземное сооружение считать секретным, если в порту о его существовании знают и стар и мал? Спроси любого жителя, как пройти к Култушному озеру, махнет в нужном направлении: «Оно там, подальше порохового погреба». На предозерной площади сооружены две батареи. Для какой цели они, удаленные от других боевых объектов, находятся на северной окраине порта, не трудно догадаться: на случай, если неприятель обнаружит между озером и мысом Никольской сопки дефиле и высадит десант…
Важных дел у гардемаринов в порту нет. Они идут на «Аврору», чтобы пообщаться с сослуживцами, посмотреть на них, показать себя. Со вчерашнего дня между авроровцами появилось существенное различие: одни, находясь на береговых батареях, участвовали в бою, другие только наблюдали с фрегата за артиллерийской перестрелкой, не подвергаясь, как первые, смертельной опасности.
Однако гардемарины, смотревшие смерти в глаза, не будут сильно хвастаться перед «тыловиками». Они неплохо воспитаны и им известно, что бахвальство — порок, осуждаемый в нормальном обществе. Не виноваты же моряки, оставшиеся на «Авроре», что не обрушили на них чужеземцы шквального огня.
— Мне надо заглянуть в аптеку, — вспомнил Токарев. — Корпию на батарею почему-то не доставили.
— Неужто, потребуется? — в раздумье произнес Давыдов и, сокрушенно помотав головой, сам же ответил — Непременно потребуется. Теперь понятно, что без кровопролития не обойдется. Вон как «гости» присмирели. Готовятся к штурму…
Подходя к аптеке, гардемарины остановились, удивленно переглянулись: откуда в Петропавловске такое великолепие?! На крыльце стояла смуглая девица неописуемой красоты. Одетая в легкое европейское платье, в черных туфельках на высоких каблуках, с замысловатой, модной ныне в свете, прической, смуглянка, вопросительно глядя на гардемаринов, пыталась что-то сказать.
— Неземное существо! — прошептал Гавриил. — Небесное создание. Ангел!
— Угомонись, ловелас! — осадил его Владимир. — Ты забыл о своей помолвке в Ольгой? Посторонись! Эту мадонну может заинтересовать только смелый, красивый и умный холостяк.
— Тогда причем здесь ты?
— Слепец! Вглядись, на кого уставлены прекрасные очи.
— На меня.
— Понял. У девицы косоглазие.
— Сам не сломай глаз.
В этот момент небесное создание подало трепетный, полный тревоги голос:
— Господа моряки! Миленькие! Что же вы стоите? Отгоните, пожалуйста, эту страшную свору. Я боюсь спуститься с крыльца.
Только теперь гардемарины заметили лежащих около аптеки с десяток лохматых черно-белых лаек. Самый крупный пес, по всем приметам вожак зимней упряжки, положил лапы на нижнюю ступеньку и выжидающе вытянул морду. О сильных, выносливых и дружных упряжных собаках авроровцы были наслышаны. Послушные хозяевам, они, если натравить, свалят и загрызут медведя.
зоз
Сытые и ухоженные зимой, полуголодные собаки летом без чьего-либо присмотра бродячими стаями рыщут по побережью в поисках пищи. Новички в порту, моряки и солдаты, их страшатся.
— Минуточку, мадемуазель! — отозвался Давыдов и, повернув голову к Токареву, сквозь зубы процедил: — Действуй, Гаврюша. У тебя есть шанс отличиться.
Токарев хмыкнул:
— Я его уступаю холостяку.
Мадемуазель, видя замешательство и нерешительность моряков, прокричала срывающимся голосом:
— Девочки!
На ее тревожный зов из аптеки выскочили две льноволосых девицы, очень схожие между собой.
— Какое скопище обаяния и красоты! — вырвалось у Давыдова.
— Тут собаки, — пожаловалась подругам смуглянка. И все, вдруг спохватившись, хором проголосили:
— Матвей Сидорович!
В дверном проеме появился старший боцман Заборов. Девицы испуганно показали ему на собак.
— Пошли вон! — грозно прокричал Заборов и топнул ногой. — Вот я вас, псиное отродье! Дармоеды!
Собаки, поджав хвосты, шарахнулись в стороны. Давыдов швырнул вдогонку вожаку камень, а Токарев со словами «Долой, злюки!» изобразил звучный бег на месте.
— Спасибо, Матвей Сидорович! Спасибо, миленький! — поблагодарила смуглянка. — Я очень боюсь собак. Но мне показалось, что эти джентельмены напугались их больше меня. Надеюсь, трусливые морячки, изображающие себя храбрыми рыцарями, не с вашего корабля? — Она кивнула в сторону растерявшихся гардемаринов.
Старший боцман, узнав авроровцев, не нашелся сразу что ответить острой на язык девице.
— С собаками-с моряки дела не имеют. — На его лице изобразилось нечто вроде улыбки. — Мои это робята, мои! Подождите, сударыня, меня тут. — Он расставил руки для объятий и моржовой походкой направился к парням. — Здорово, братцы!
— Здравия желаем, — негромко, с достоинством будущих офицеров ответили гардемарины.
Заборов облапил одного, потом другого и, справившись
о самочувствии, начал рассказывать, где он был и что делал во время сражения, с кем из авроровцев, поки-
пувших фрегат, разговаривал после вчерашнего дня, что, по его мнению, намерен неприятель предпринять завтра; но ни словом не обмолвился, как и почему оказался среди особ изумительной красоты. С этими вопросами на него и обрушились любопытные гардемарины.
— Робятки, не торопитесь со знакомством, — предостерег их Заборов. — Эти премилые особи…
Особы, поправил Токарев.
Я и говорю об мних особых сударынях. — Старший боцман помялся, затрудняясь как выразиться. — Намедни они заявились к самому губернатору и попросились в порт волонтерами, охотницами, стало быть, на случаи сражения. Господин Завойко велел беленьких сестер, Маню и Женю, пристроить сработницами в аптеку, а темненькую, Катю, — баталером в флотский экипаж. Господин Губарев, полицмейстер тутошний, попросил меня присматривать за девчушками, чтобы их, хрупких и нежненьких, никто не обидел. Если что, не дай Бог, с ними случится, мне ответ держать придется.
— А кто они? — нетерпеливо спросил Давыдов.
— Как вам молвить? — замялся Заборов. — В Петропавловск, сказывают попали глупенькими издалека, то ли из Рязани, то ли из Калуги. Привезла их, похоже, непорочными, госпожа Зигерман, ноне хозяйка ихняя. Открыла гут хитренькое заведение и заставила девчушек работать не нее. Вот они от хозяйки и сбежали.
— Матвей Сидорович! — укоризненно произнес Токарев. Почему вы говорите недомолвками? Что за заведение? Кем девицы гам работали?
Заборов скосил глаза в сторону крыльца и, убедившись, что его подопечные запиты своими разговорами, заговорщицки прошептал:
