Принудительный труд восточных рабочих в аграрном секторе экономики нацистской Германии (1941 - 1945

Наибольшее значение среди вышеперечисленных факторов, безусловно, имела экономическая заинтересованность крестьян в хороших и трудолюбивых работниках. Дефицит рабочей силы привел к концу войны к высокой зависимости экономической жизнеспособности мелких и средних крестьянских хозяйств от наличия иностранных рабочих. Эта зависимость во многом детерминировала разницу условий содержания и труда иностранной рабочей силы в крупных и мелких сельских хозяйствах. Определяющую роль играла необходимость последних самостоятельно заботиться о своей рабочей силе. В отличие от крупных крестьянских хозяйств мелкие хозяйства не имели возможности приписать к себе одного или нескольких иностранцев из находившихся рядом лагерей, так как работников нужно было забирать на собственном транспорте, а для этого необходимы были оплачиваемые охранники⁵²⁹. Многие крестьяне экономили на собственной одежде, выплачивали штрафы за рабочих, поскольку существовала вероятность при имевшемся дефиците рабочей силы не получить замену своим рабочим или получить, но хуже⁵³⁰. Таким образом, в крестьянских хозяйствах доминировал интерес к полноценным и послушным рабочим, поэтому практиковалось тактичное отношение, стремление поощрить достижения в работе.

Необходимо отметить, что национал-социалистические нормы обращения с «восточными рабочими» регулировали и те стороны крестьянского быта, в которых существовали традиции организации трудового процесса и обращения с работниками. Строгое следование многочисленным дискриминирующим и унижающим человеческое достоинство предписаниям по обращению с «восточными рабочими» зачастую не просто затрудняло процесс производства, но и ослабляло желание иностранцев работать, и тем самым противоречило прагматичным установкам крестьян на сохранение эффективности рабочей силы⁵³¹.

Противоречие между традициями трудового использования иностранцев и национал- социалистической идеологией особенно ярко проявлялось в частом нарушении владельцами мелких и средних крестьянских хозяйств запрета традиционного совместного приема пищи хозяевами и работниками, так называемой «общности стола» (Tischgemeinschaft). Листовки, распространявшиеся в округе Меркишен Крайс, разъясняли крестьянам суть этого запрета: «В противоположность немецкому члену рабочего коллектива, который без ограничения относится к нашему сообществу, иностранные рабочие из нашего сообщества исключены. Обедать они должны отдельно, за другими столами»⁵³². Комендант лагеря для военнопленных в г. Шпринге в письме в ландрат округа объяснял это меру необходимостью сохранить чистоту немецкой крови: «Я не должен напоминать, что от общности стола до общности постели только один шаг»⁵³³.

Работавшая у владельца малого крестьянского хозяйства Вера Д. вспоминает, что хозяева выполняли это предписание даже в условиях работы в поле: «В степи никого ж нет вокруг, но, Боже упаси, сидеть рядом нельзя. Они сидят отдельно, мы сидим шагов десять отдельно. Едим то же самое, но - Боже упаси! Такой приказ, видно»⁵³⁴. Но когда рядом не оказывалось посторонних, многие хозяева, все-таки, сажали «восточных рабочих» за свой стол. Александра Р., также занятая в малом хозяйстве, рассказывает: «...пришел полицай, сказал, чтобы за одним столом мы не ели, ставьте столик отдельно, чтобы она там ела. Ну, что, хозяин, правда, согласился сразу, поставили мне сразу, ну, тоже самое, что и сами ели, а потом он махнул рукой: «А, садись ты с нами. В крайности, ... так ты выскочишь уже где-нибудь из-за стола». А так, больше никто не приходил, не проверял»⁵³⁵.

Предписание об отдельном приеме пищи нарушалось не только в силу традиции, но и потому, что во многих хозяйствах для этого не хватало помещений, а общий прием пищи сокращал хозяйкам объем домашней работы⁵³⁶. Так, в феврале 1944 г. немецкий наемный рабочий жаловался окружному «крестьянскому фюреру» (.Kreisbauernfuhrer), что вынужден есть с русским работником за одним столом⁵³⁷. Для «восточных рабочих» совместный с хозяевами прием пищи означал как минимум формальное вхождение в крестьянскую семью, облегчал приспособление к условиям принудительного труда.

Прагматичная позиция крестьян по отношению к рабочей силе препятствовала осуществлению на практике нацистских предписаний по обращению с рабочими из Советского Союза⁵³⁸. В условиях удаленности репрессивного аппарата и своеобразной позиции крестьян «восточные рабочие» получили небольшую возможность для улучшения собственного положения за счет выстраивания взаимоотношений с немецкими крестьянами.

Адаптируясь к условиям принудительного пребывания в Германии, «восточные рабочие» стремились выжить, используя все имевшиеся возможности для улучшения своего положения. Они не только действовали в рамках пространства, оставленного «расовым» законодательством, но и рисковали нарушать существовавшие в их отношении предписания. В ситуации тесного взаимодействия с немецким крестьянством «восточные рабочие» не являлись пассивным объектом эксплуатации, но могли оказывать влияние на собственное положение.

Реконструировать доподлинно взаимоотношения «восточных рабочих» с немецким населением в сельском хозяйстве в силу нехватки источников сложно. Анализ интервью проведенных в 2005 - 2006 гг. в рамках проекта «Документация рабского и принудительного труда в нацистской Германии», показал, что респонденты, работавшие в сельском хозяйстве по одному и в группах, не только находились в разных условиях труда и содержания, но и по-разному оценивают и вспоминают свой опыт пребывания в Германии, в том числе и свои взаимоотношения с немецким сельским населением. Поведение «восточных рабочих» в крестьянских хозяйствах зависело от многих факторов и зачастую варьировало между приспособлением к сложившимся обстоятельствам и сопротивлением им. Показательно, что «восточные рабочие», чей труд использовался в поместьях или крупных крестьянских хозяйствах, чаще рассказывают о случаях сопротивления. Советские граждане, использовавшиеся в малых и средних хозяйствах, описывают процесс своего приспособления к условиям жизни и труда в хозяйстве.

Так, Устина Ш.⁵³⁹, работавшая в поместье «Мариенхоф» у г. Зульц (Баден-Вютгенберг) почти 3 года, описывает в своем рассказе многочисленные случаи индивидуального сопротивления «восточных рабочих». Во время депортации она дважды пыталась бежать и рассказывает о своем непослушании и своевольном поведении в немецком хозяйстве. В ссоре с управляющим поместья Устина Ш. в ярости бросила в него вилы: «А я думаю: мне все равно! Я не боялась смерти. Не боялась, ты понимаешь, не боялась и все. Думаю, так мучиться... Голодом, холодом, еще так ишачить, и он еще будет меня бить... издеваться? Он с того раза ни разу не ударил»⁵⁴⁰.

Устина вспоминает, что в тех случаях, когда контроль со стороны хозяев и полиции ослабевал, возникало больше возможностей для протеста со стороны «восточных рабочих». По словам Устины во время бомбардировок иностранные работники из поместья не прятались, но стремились назло управляющему показать свою радость: «бомбили страшно, бомбили. Бомбили. (...) Нас загонял тот (управляющий)... чтобы прятались, а мы давай... танцуем и смеемся: «Давай-давай-давай-давай, побольше, побольше давай, бомби, бросай». Мы не боялись смерти и не прятались от бомбежки. «Бей, бей. говорю, да разбей это все (смех)». А гестап (управляющий) психует... (смех) Мы не боялись, что нас убьет. А как бомбил... в поле работали мы. А мы попадаем, а два камяно-подольских (работника)... там куст был (смех) они головы попрятали, а жопы повыставили, а мы попадали там... выбило яму, до того смеемся, до того смеемся... А он строчит, строчит, а мы полегли и все. Ну а что ж, ну, хоть ты плач, хоть скач. Некуда же прятаться»⁵⁴¹.

Украинец Михаил К. по прибытии в Германию жил в лагере для иностранных работников, откуда каждый хозяин сам забирал своих рабочих. Спустя некоторое время лагерь был распущен, и крестьяне разобрали работников по хозяйствам. Михаил попал в хозяйство крупного помещика, в котором он пошел на конфликт с экономкой: «Принесла (экономка) есть... из кухни в эту «штубе» (сарай), где мы жили. Из брюквы, сама юшка, это что в обед. Хлопцы смолчали, а я взял, отнес на кухню к хозяйке, сказал, что «шлехт» (плохо), не годится, вылил в помойное ведро».⁵⁴² Хозяин вызвал полицию, Михаила забрали и,