он знал больше кришнаитов в Заниде, чем любой из коренных жителей города.
— Некоторое время я выполняю специальное задание, мастер Антане.
— И какое же?
У йештита сделалось заговорщическое лицо.
— О, я дал клятву и потому, почтительнейше попросив прощения вашего, вынужден хранить молчание. Но вам я могу рассказать — лишь в общих чертах, конечно. Я охраняю дверь.
— Дверь? — сказал Феллон. — Еще по стаканчику?
— Да, дверь. Но не узнать вам нипочем, что за дверь это и куда ведет она.
— Интересно. Но, послушай: если эта дверь такая важная, почему правительство поставило у нее одного из нас? Прошу вашего прощения, конечно. Мне кажется, что они должны были назначить кого- нибудь из личной гвардии Кира.
— Так они и сделали, — сказал Гирей, посмеиваясь. — Но в начале года нынешнего, когда волнения великие поднялись в связи с предательскими замыслами Кваатского гуура, все регулярные войска были переведены на военное положение. Гвардейцев Кировых вполовину меньше стало — кого к границам отослали, кого пополнение набранное обучать. И потому министр Хабарьян надежных отобрал людей из гвардии гражданской, моего вероисповедания, и нас на этот пост поставил.
— А причем тут твое вероисповедание?
— Как, да ведь лишь йештит… Но нет, и так сказал я слишком много. Пей, мой земной друг, и не погружай сей длинный хоботок туда, где приключиться неприятность может с ним.
И больше Феллону ничего не удалось выведать у Гирея, хотя йештит обнял его на прощание и поклялся, что Феллон может рассчитывать на его дружбу и помощь.
Глава VI
— Гази! — крикнул Энтони Феллон, возвратившись домой.
— Ну, в чем дело? — донесся ее раздраженный голос откуда-то изнутри.
— Достань свою шаль, красавица моя. Мы отправляемся за покупками.
— Но я уже была на рынке сегодня…
— Не за какими-то там жалкими овощами. Мы пойдем покупать тебе шикарные тряпки.
— Опять нетрезв ты? — спросила Гази.
— И вот — благодарность за мое щедрое предложение! Нет, дорогая. Можешь верить, можешь — нет, но мы приглашены на бал.
— Что? — она возникла в дверях, уткнув руки в бока. — Антане, если это очередной твой фокус…
— Фокус? Мой? Вот — глянь-ка!
Он показал ей приглашение. Гази обвила его шею руками и едва не задушила.
— Мой герой! Но как оно к тебе попало? Его украл ты, я могу поклясться.
— И почему вы все так недоверчивы? Кастамбанг вручил его мне своей собственной пухлой ручкой, — Феллон проверил, не пострадал ли его позвоночник. — Бал завтра вечером, так что давай — собирайся.
— А что за спешка?
— Разве ты не помнишь? — сегодня банный день. Надо быть завтра чистыми. Ты же не хочешь, чтобы банкирская джагайни пялила на тебя глаза поверх лорнетки — и не забудь мыло.
— Единственная хорошая вещь из тех, что вы, земляне, привезли на Кришну, — заметила она, начиная суетиться. — Увы мне! В сих лохмотьях стыдно зайти в лавку за приличной одеждой.
— Ну, знаешь, промежуточный наряд, в котором затем можно было бы идти в приличный магазин, я тебе покупать не намерен, так что закупим все сразу.
— А у тебя действительно есть деньги на такие умопомрачительные траты?
— О, не волнуйся. Заплатить есть чем.
Они отправились на другой конец города, миновав по пути Сафк. Феллон бросил на грандиозное сооружение самый беглый взгляд, не желая, чтобы Гази заметила его повышенный интерес к джадеитовой улитке. Затем они прошли мимо Дворца Правосудия, перед которым как раз устанавливали на кольях головы казненных за день преступников. Под каждой головой чиновник-кришнаит вывешивал табличку, на которой перечислялись проступки казненного и приводились его биографические данные.
Оттуда они попали в Кхарджу, где смешивались стук копыт шестиногих ай, запряженных в экипажи богатеев, крики уличных торговцев, кативших свои тележки, вопли мальчишек-газетчиков, продававших «Рашм», шелест юбок и плащей, позвякивание рапир, браслетов и прочих массивных украшений. И надо всем этим гудели, рокотали, разливались, зачаровывали и оглушали гортанные сочные звуки балхибской речи.
В Кхарджу Феллон отыскал заведение Ве’кира Исключительного и смело прошел внутрь шикарного магазина. Как раз в этот момент Ве’кир лично демонстрировал что-то воздушно-кружевное джагайни наследственного дашта Кве’бы, а сам дашт сидел рядом на стуле и ворчал по поводу цен. Ве’кир бросил взгляд на Феллона, дернул антеннами, давая понять, что узнал его, и снова повернулся к покупательнице. Молодая помощница Ве’кира подошла выяснить, что нужно Феллону, но тот только отмахнулся от нее.
— Я подожду, пока освободится сам босс, — сказал он. Когда помощница отошла, что-то воспитанно пробормотав, Феллон прошептал в большое заостренное ушко Гази: — Перестань глазеть на тряпки. А то старый фастук взвинтит цену.
Чей-то голос сказал:
— Хелло, мистер Феллон, Есть мистер Феллон, да?
Феллон резко обернулся. Перед ним стоял седовласый археолог, Джулиан Фредро. Феллон ответил на приветствие и спросил:
— Просто прогуливаешься, Фредро?
— Да, спасибо. Как наш совместный проект?
— Продвигается помаленьку. Это моя джагайни — Гази эр Дукх, — вторую часть представления он произнес на балхибу, потом снова перешел на английский. — Мы решили одеть ее подобающим образом для завтрашнего бала. Знаешь, занидское высшее общество и все такое.
— О, вы совмещаете приятное с полезным. Это связано с нашим проектом?
— Да. Бал у Кастамбанга, и он обещал предоставить мне кое-какую информацию.
— О? Прекрасно. Я тоже приглашен туда, значит, мы увидимся. А не могли бы вы сказать мне, мистер Феллон, где тут — э-е — проводится публичное купание, о котором я слышал?
— Интересуешься местными обычаями, а? Тогда не теряй нас из вида. После магазина мы как раз собирались туда.
Феодальный властитель в изгнании наконец совершил свою покупку, и Ве’кир подошел к Феллону, потирая руки. Феллон потребовал самый лучший вечерний наряд, какой только можно было найти в магазине, и вскоре Гази неторопливо поворачивалась из стороны в сторону, а Ве’кир прикладывал к ее обнаженной фигуре то один, то другой предмет туалета. Феллон выбрал плиссированную юбку из полупрозрачной материи и такую дорогую, что запротестовала даже Гази.
— Брось ты, — сказал он. — Почтенный возраст только раз в жизни бывает, знаешь.
Она одарила его ядовитым взглядом, но юбку приняла. Затем модный портной примерил ей улемду из золотого кружева, украшенную драгоценными камнями. Улемдой называлось что-то среднее между жилеткой и бюстгальтером, и ее назначением было не прикрывать, а украшать. Носили их преимущественно женщины из балхибских высших классов.
Наконец, полностью экипированная, Гази повертелась перед зеркалом, любуясь собой.
— За это, — сказала она Феллону, — я многое простить тебе готова. Но, раз уж ты сегодня, так богат, почему бы тебе не купить что-нибудь себе? Доставит радость мне подобрать тебе наряд.
— О, мне ничего нового не нужно. И у нас не так много времени…
— Нужно, нужно, любовь моя. Этот старый плащ твой надеть и нищему последнему зазорно, так он чинен-перечинен.
