– Если честно, то да, меня это не устраивает. Я ничего о тебе не знаю.
Кафетерий заполняется клиентами, и на нас бросают возмущенные взгляды, потому что мы курим. Мы гасим наши «Мальборо».
– Я уже не жил на авеню Клебер, когда ты родилась, ты забыла?
– Нет. Но ты ведь все равно мой единокровный брат. И я приехала, потому что это кое-что для меня значит. Мне нравится Мел. И ты тоже.
Я меньше всего ждал от нее такого признания, поэтому какое-то время сижу буквально с открытым ртом.
– Мухи налетят, Антуан, – насмешливо говорит Жозефин.
Я от души смеюсь.
– Расскажи мне о своей матери, – продолжает она. Никто никогда о ней не вспоминает.
– Что ты хочешь узнать?
Она поднимает бровь.
– Все.
– Она умерла в 1974 году от разрыва аневризмы. Ей тогда было тридцать пять лет. Мы вернулись из школы и узнали, что ее увезли в больницу. И она уже была мертва. Ни папа, ни Режин никогда не рассказывали тебе об этом?
– Нет. Продолжай.
– Это все.
– Нет, ты не понял. Расскажи, какой она была.
– Мелани на нее похожа. Невысокая зеленоглазая брюнетка. Смешливая. Она была очень веселая и компанейская, и рядом с ней все мы были очень счастливы.
Мне кажется, что отец перестал улыбаться после смерти Кларисс, а женившись на Режин, вообще забыл, что это такое Но как сказать такое Жозефин? И я предпочитаю промолчать Я уверен, что она не хуже меня знает, что ее родители живут каждый по своему сценарию. Мой отец видится со своими друзьями- адвокатами на пенсии, проводит время в своем кабинете за книгами или делает записи, без конца на что- то жалуется. Режин же терпеливо переносит его плохое нас настроение, играет в бридж в женском клубе и делает вид, что на авеню Клебер все в полном порядке.
– А ее семья? Ты с ними видишься?
– Они умерли, когда Кларисс была ребенком. Это были простые люди, крестьяне. Еще у нее была старшая сестра, они с ней очень редко виделись. После смерти нашей матери ее сестра ни разу не объявлялась. Я не знаю даже, где она живет.
– Как ее девичья фамилия?
– Элзьер.
– Место рождения?
– Она родилась где-то в Севеннах.[8]
– С тобой все в порядке? – неожиданно задает вопрос Жозефин. – У тебя странное выражение лица.
– Все в порядке, спасибо, – отвечаю я с недовольным видом. И добавляю после паузы: – Вообще-то ты права. Я устал. Да еще он приехал…
– М-да. Вы не очень ладите, да?
– Не очень.
Это правда, но только наполовину. Потому что когда была жива Кларисс, мы с ним отлично ладили. Это он первым стал звать меня Тонио. Мы были очень близки, но я никогда не переходил границ дозволенного, будучи от природы тихим ребенком. Мы не играли в футбол, не занимались по выходным чем-то сугубо мужским, до усталости и пота. Вместо этого мы гуляли по соседним улицам, рассматривая дома, часто ходили в Лувр, где я любил бывать – в той его части, где представлена египетская коллекция. Иногда, блуждая среди саркофагов и мумий, я слышал шепот: «Это тот самый адвокат Франсуа Рей?» И я гордился тем, что мы идем рука об руку, гордился, что я – его сын. Но это было тридцать лет назад.
– Он лает, но не кусается, – произносит Жозефин.
– Тебе легко говорить, ты его любимица, его маленькая радость.
Она охотно и даже чуть кокетливо это признает.
– Не всегда легко быть чьей-то маленькой радостью, – тихо замечает она.
И уже громче спрашивает:
– А твоя семья?
– Они скоро приедут. Ты их увидишь, если побудешь еще немного.
– Супер! – восклицает она, немного переигрывая восторг. – А как твоя работа?
Зачем она прилагает столько усилий, чтобы поддерживать этот неожиданный разговор? Жозефин никогда ни о чем меня не спрашивала, если не считать сигарет. Моя работа – последнее, о чем я хочу говорить. При одном воспоминании о ней меня начинает тошнить.
– Я все еще архитектор и все еще не слишком этому рад.
И, не дожидаясь, когда она спросит почему, выпускаю залп встречных вопросов:
– Ну, а как у тебя? Есть парень, работа? Ты все еще встречаешься с хозяином ночного клуба? Работаешь на дизайнера и Марэ?
Я не считаю нужным упоминать о женатом мужчине, с которым у Жозефин в прошлом году была интрижка, и о долгих месяцах, которые она провела без работы, сидя перед DVD-проигрывателем в кабинете отца или объезжая магазины на черном «мини-остине» своей матери.
Неожиданно на ее лице появляется улыбка, больше похожая на гримасу. Жозефин руками убирает волосы назад и откашливается.
– Антуан, я была бы тебе очень признательна, если бы ты… – Она замолкает и снова прочищает горло. – Если бы ты одолжил мне денег.
Она смотрит на меня в упор. Взгляд у нее одновременно умоляющий и дерзкий.
– Сколько тебе нужно?
– Ну, тысячу евро.
– Ты попала в затруднительное положение? – спрашиваю с голосом типичного
Она качает головой.
– Нет, разумеется, нет. Просто мне нужны наличные. Ты же знаешь, я ничего не могу у них попросить.
Я догадываюсь, что она говорит о своих родителях.
– Как ты понимаешь, с собой у меня такой суммы нет.
– На другой стороне улицы есть банкомат, – бросает она так, словно оказывает мне услугу.
Жозефин ждет.
– ОК, я понял! Деньги нужны тебе срочно?
Она делает утвердительный жест.
– Жозефин, я дам тебе эти деньги, но тебе придется мне их вернуть. После развода я не купаюсь в золоте.
– Конечно, без проблем. Договорились.
– К несчастью для тебя, мне вряд ли удастся получить эту сумму в одном банкомате.
– А что, если ты дашь мне то, что получишь, а на остальную сумму выпишешь чек?
Она встает и выскальзывает из комнаты, победно покачивая узкими бедрами. Мы выходим из больницы и направляемся к банкомату. По пути мы курим, и я не могу отделаться от мысли, что попался на удочку, как последний дурак. Вот чем заканчиваются попытки сблизиться с единокровной сестрой.
Глава 15
Отдав купюры и чек Жозефин, которая поцеловала меня в щеку и унеслась прочь своей летящей походкой, я направляюсь в город. Мне не хочется возвращаться в больницу. Это обычный провинциальный городишко, ничего примечательного. Вылинявший флаг развевается на фасаде маленькой мэрии, расположенной напротив церкви. За ними следуют неизбежный бар с табачным киоском, булочная,
