Мой друг выглядит растерянным. Между зубов у него торчит крохотная веточка укропа. Он вынимает ее ногтем.
– А теперь она ничего не может вспомнить, – продолжаю я, наслаждаясь вкусом семги.
Эммануэль, как и я, с аппетитом поглощает рыбу, но не сводит с меня глаз.
– Она вспомнит. Ты это знаешь.
– Да, вспомнит. Но пока об этом рано говорить, хотя я все время об этом думаю. Сам удивляюсь.
Я жду, когда он покончит с семгой, и только потом зажигаю сигарету. Я знаю, что Эммануэль ненавидит дым, но я же у себя дома…
– А что бы это, по-твоему, могло быть?
– Что-то, что стало для Мелани настоящим потрясением. Достаточно сильным для того, чтобы она потеряла контроль над автомобилем.
Я курю, а он пытается выудить другой кусочек укропа.
– А потом я встретил эту женщину, – говорю я с ударением. Его лицо светлеет.
– Она танатолог. Бальзамировщица. Эммануэль прыскает со смеху.
– Ты шутишь!
– Это самая сексуальная штучка из всех, кого я знаю. Он потирает подбородок, глядя на меня снизу вверх.
– И?
Эммануэль обожает такие разговоры.
– Она приперла меня к стенке. Она удивительная. Великолепная.
– Блондинка?
– Брюнетка. С золотыми глазами. У нее тело богини. И хорошее чувство юмора.
– Где она живет?
– В Клиссоне.
– А это где?
– Под Нантом.
– Вам надо еще увидеться. Это знакомство явно пошло тебе на пользу. Я не видел тебя таким с тех пор…
– С тех пор, как Астрид меня бросила.
– Нет, задолго до этого. Ты сто лет не выглядел таким довольным жизнью.
Я поднимаю свой стакан с шардоне.
– За Анжель Руватье!
Я думаю о ней, о том, как она работает в этой провинциальной больнице. Думаю о ее губах, медленно складывающихся в улыбку, о нежной коже. Думаю о ее вкусе у себя на языке. Я так ее хочу, что готов рычать. Эммануэль прав: со мной сто лет такого не было.
Глава 21
Пятница после полудня. Я выхожу из офиса, направляясь к отцу. Жара не спадает, Париж превратился в настоящую печку. По улицам, еле передвигая ноги, плетутся изнуренные туристы. Листья на деревьях самым жалким образом обвисли. Пыль и грязь образуют серые, стелющиеся над землей облака. Я решаю идти на авеню Клебер пешком, а это займет сорок пять минут. Для велопробежки слишком жарко, а мое тело просит физической нагрузки.
Последние новости из больницы хорошие. Доктор Бессон и Валери обе звонили мне, чтобы сообщить, что к Мелани возвращаются силы. (Еще я получил несколько SMS-сообщений от Анжель Руватье, от эротичности которых у меня по спине бегают мурашки. Я сохранил их все.) Когда я поворачиваю налево у Дома Инвалидов, в кармане снова вибрирует мобильный. Я смотрю на высветившийся на экране номер. Рабани. Я беру трубку и тут же об этом жалею. Он даже не удосуживается со мной поздороваться. Как обычно. Он на тринадцать лет младше меня, но не проявляет ни малейшего уважения.
– Я только что из садика, – лает он в трубку. – У меня нет слов! Я сражен наповал вашим непрофессионализмом! Я нанял вас, потому что у вас хорошая репутация и кое-кто был очень доволен вашей работой!
Он изрыгает проклятия, я молча слушаю. Все то же самое. Я несколько раз пытался ему объяснить, что во Франции в августе невозможно быстро найти рабочих, да и стройматериалы достать непросто.
– Не думаю, что мэру понравится, если садик не откроется в первых числах сентября, как было задумано, – продолжает Рабани. – Вы об этом подумали? Я знаю, что у вас в семье проблемы, но все чаще думаю о том, что ваши проблемы служат вам прекрасным оправданием!
Не выключая телефон, я опускаю его в кармашек рубашки и ускоряю шаг. Я подхожу к Сене. Этот садик – сплошная череда непредвиденных обстоятельств и недоразумений: неровный потолок, маляр (не из моей бригады), который ошибся в выборе цветов. Все эти проблемы не имеют ко мне никакого отношения. Но Рабани упорно стоит на своем. Он спит и видит, как бы поймать меня на каком-нибудь огрехе. Он с самого начала взял меня в ежовые рукавицы. Что бы я ни говорил и ни делал – все его раздражает. Да еще во время разговора он старается не смотреть мне в глаза и с неодобрительным видом пялится на мои туфли.
Я спрашиваю себя, надолго ли у меня хватит терпения выносить его хамство. Правда, за этот заказ заплатят по повышенной расценке. Я знаю, что должен перебороть себя. Вопрос в том, как это сделать?
Миновав площадь Альма, где орды заплаканных туристов наклоняются, чтобы разглядеть туннель, в котором погибла леди Ди, я начинаю подъем по авеню Президента Вилсона. Здесь меньше машин, потому что это, скорее, жилой район. Шестнадцатый округ и его спокойствие, богатство, хорошие манеры… Жуткое место. Если вы скажете какому-нибудь парижанину, что живете в Шестнадцатом округе, он тут же решит, что у вас денег куры не клюют. Летом здешние улицы пустынны. Их обитатели укатили в Нормандию, в Бретань или на Лазурный берег. Представители старых зажиточных родов более-менее мирно уживаются тут с нуворишами. Я не скучаю по Шестнадцатому округу. Я рад, что живу на левом берегу, в шумном, многоцветном, следящем за модой квартале Монпарнас. Окна моей квартиры выходят на кладбище, и что с того?
Я срезаю путь по улице Лонгшамп. До авеню Клебер теперь рукой подать. Я вспоминаю картинки из своего детства – грустные, неприятные. Интересно, почему эти пустые улицы, обрамленные величественными домами в османском стиле, кажутся такими мрачными? Почему, когда я иду по ним, мне становится трудно дышать?
Дойдя до авеню Клебер, я смотрю на часы. Пришел быстрее, чем ожидал. Я иду дальше, до самой улицы Бель-Фёй. Я не бывал здесь много лет. В моей памяти она осталась оживленной и многолюдной. На эту улицу мы приходили за продуктами. Здесь продавали самую свежую рыбу, самое вкусное мясо, самые хрустящие багеты, только-только из печки. Моя мать приходила сюда каждое утро с продуктовой сумкой в руке. Мы с Мел шли за ней следом, вдыхая ароматы жареной курицы и теплых круассанов, от которых рот наполнялся слюной. Сегодня улица была пуста. «McDonald's» триумфально встал на месте ресторанчика- гастронома, а супермаркет «Picard» – на месте старого кинотеатра. Большая часть продуктовых магазинов уступила место бутикам с роскошной одеждой и обувью. Вкусные запахи исчезли.
Я прошел через всю улицу. Если свернуть направо и пройти по улице де ла Помп, я выйду прямо к дому своей бабушки, на авеню Жоржа Манделя. Секундное колебание – а не зайти ли и к ней? Флегматичный и вежливый Гаспар с улыбкой откроет мне дверь, радуясь тому, что видит «мсье Антуана». Я решаю отложить этот визит. И возвращаюсь к дому отца.
В середине семидесятых, после смерти нашей матери, здесь построили торговый центр «Saint-Didier» – огромный треугольник, для возведения которого пришлось снести несколько очаровательных частных домов. Следом за ним выросли бутики и супермаркет. Огромной постройке время не пошло на пользу: на фасаде полно пятен и ржавчины. Я ускоряю шаг.
Глава 22
Мачеха открывает дверь и дарит мне рассеянный поцелуй. У Режин загар цвета ржаного хлеба, который старит ее, делая еще более морщинистой, чем она есть. Как всегда, на ней одежда от Куррежа, которая пропахла «Chanel № 5». Режин спрашивает, как себя чувствует Мел, и я отвечаю, продвигаясь следом за ней в гостиную. Я не люблю здесь бывать. Словно возвращаюсь в те времена, когда не был
