смогу помочь? Дарси сказала, что пока и сама толком не знает, но, судя по ее сну, без меня не обойтись.
Возможно, я идиот, но согласился сделать то – не знаю что.
После моего согласия, Дарси облегченно выдохнула и принялась за чизкейк.
– Давай-ка расскажи все, что узнал о своем дедушке.
Внимательно выслушала, а затем принялась строить планы:
– Завтра среда, значит, отправимся… Он живет где-то далеко?
– Восточная Месопотамия, штат Джорджия. – Удивительное название. – Приблизительно в двухстах милях отсюда.
– Завтра же съездим в Восточную Месопотамию, встретимся с твоим дедом и вернемся сюда в четверг. Готовится очередной сеанс, но на сей раз, думаю, он будет настоящим.
– Более настоящим, чем в прошлый раз? – спросил я. – Когда ты упала в обморок?
Дарси улыбнулась.
– До этого я не представляла, на что способен Девлин. Теперь уже установлено, что он перевертыш, и я более чем готова.
– М-м-м.
Меня это не убедило. Я собрал пустые упаковки, стараясь не коснуться Дарси. Не хочется, чтобы она почувствовала мое волнение и нервозность от идеи навестить дедушку. Я чувствовал себя подобно ребенку, которому впервые предстоит встретиться с Санта Клаусом. И одновременно мучился дурным предчувствием. Вдруг он похож на моего отца и тоже считает, что человеческая теплота – это грех?
С другой стороны, я как-то вычитал в интернете, что Джон Алоизиус Фрейзер был знахарем. Так может это занятие означает молитвы во весь голос под звон монет, сыплющихся на серебряный поднос? Если у дедули золотой зуб и алмазное кольцо на мизинце, то я позвоню отцу и поблагодарю за то, что он оградил меня от этого знакомства.
– Линк, – окликнула Дарси, протягивая ко мне руку.
Она хотела успокоить и утешить меня, использовать свою силу, но лучше я сам справлюсь.
– Ладно, – сменил тему я, – а что делать со всеми этими папками в мавзолее?
– Понятия не имею. Давай проглядим документы, может, что-нибудь удастся выяснить.
Не хотелось сидеть в промозглом склепе, поэтому я предложил отнести бумаги в одну из соседних спален, где хотя бы светло и тепло. Дарси согласилась, пообещав создать щит над папками, чтобы никто из домашних их не нашел, да и духи рабов защитят документы. Я добавил, что мрачная атмосфера бараков сама по себе удержит на расстоянии людей из Большого Дома.
Произнеся «Большой Дом», я тут же понял, откуда это взялось. Та самая четверка рабынь опять ошивалась рядышком и лезла в мои мысли.
Дарси догадалась – или «услышала» меня — и усмехнулась.
– А ты как думал, почему ни одна из гостящих женщин не приходит сюда и не умоляет тебя о массаже? Эти четыре красотки всех от тебя отгоняют.
– Их можно увидеть? – спросил я с явственной заинтересованностью в голосе и приказал себе угомониться.
– Нет, но они умеют напускать такую жуть, что любой умчится со всех ног. Мурашки бегут по коже. Волосы на шее встают дыбиком. И все в том же роде.
– И покусанная мочка уха?
Дарси улыбнулась, и мне стало светлее на душе. В ее глазах постоянно проглядывала печаль. Мне совсем не понравилась прошлая ночь и каземат с призраком, который приковал себя цепью к стене, а потом превратился в пирата, точно пробовался на разные роли на кастинге.
А Дарси-то каково постоянно жить в мире призраков и всякой потусторонней жути, невидимой «нормальным» людям? Но может быть, если с детства общаешься с привидениями, они кажутся не страшнее соседского ребенка?
– Пошли заберем папки, – предложил я, и мы на пару направились в склеп. – Сколько их сейчас вьется поблизости? – не смог удержаться я.
– Все, – рассеянно сказала Дарси. – Их очень много.
Я не грузил ее так сильно, как прошлой ночью, но вчера я был уверен, что если оставить папки в той комнате, то к утру они попросту исчезнут. А в склепе документам, по-видимому, ничего не угрожает – не считая крыс, разрастающейся плесени и мертвецов.
Я вручил Дарси пачку бумаг, заполнил большую садовую тележку и доставил груз кратчайшим путем к длинному зданию, когда-то служившему бараком для рабов. «Дешевка», – подумал я.
Вместо того, чтобы тратиться на отдельные хижины, неведомый архитектор спроектировал три очень длинных сарая, разделил их на каморки перегородками и прорезал много дверей в стене. Хижины-блоки. Ну, по крайней мере, хоть потратились на широкую веранду.
Когда стало ясно, что все двери пустующих отсеков заперты, Дарси приуныла.
– Не умею открывать замки без инструментов, и не думаю, что уместно выламывать дверь.
Я решил проверить внезапную догадку и вставил в скважину ключ от моей двери. Повернул.
– Дешево и сердито: все замки на один ключ, – прокомментировал я, открывая дверь.
В крохотной конурке мебели было еще меньше, чем в моей комнате.
– Я и не знал, что мне предоставлен президентский номер, – присвистнул я, и Дарси рассмеялась.
Она свалила бумаги на старый грязный протертый матрац, из которого местами торчала хлопковая набивка.
– Как думаешь, этот раритет ровесник дома?
Дарси снова прыснула. Может, мне стоит переквалифицироваться в комики?
– Мой муж совсем не умел шутить, – вздохнула она. – Старался изо всех сил, но ничего не получалось. Лишь сестра смеялась над шутками Адама, но все-таки у Бо было очень необычное детство.
В ее голосе звучала такая тоска, что я чуть не заревновал. Аланна не раз говорила, что любит меня больше жизни – но, как оказалось, еще больше любит играть в паре с Дензелом Вашингтоном. Я смотрел, как Дарси отряхивает верхнюю папку. Интересно было бы узнать из первых рук о семье ее мужа. В той книге было написано, что невестку Дарси воспитала ведьма – злая ведьма. С тех пор, как мы сняли эпизод о группе колдуний, убивших несколько человек для «жертвоприношения», я осторожно подхожу к разделению ведьм на хороших и плохих. Мы тогда пачками получали гневные письма с обвинениями, что наше расследование одностороннее, что существуют белые ведьмы, которые чураются зла и творят только добро. Ральф твердил: «Ведьмы хотят заполучить власть. Для благой цели или для злой, но они хотят верховодить всем и вся, а в моем сценарии контроль – это всегда плохо». А режиссер говорил: «В следующий раз назовем их зубными феями. Кто-нибудь, проверьте в интернете, существуют ли группировки зубных фей». Что до меня, думаю, записным критикам полезно было бы чему-нибудь научиться: тот, кто что-то умеет, занимается делом. Тот, кто ничего не умеет, критикует чужую работу.
Я сел с другой стороны кровати.
– И чем теперь займемся?
Папки выглядели намного новее, чем бумаги, и я задался вопросом, когда их приобрели, и кто сортировал и раскладывал эти документы.
– Марта Джефферсон, – прочитала Дарси и тихо добавила. – Это купчая на троих ее детей.
Когда Дарси уставилась на пустое место, я сразу понял, что она увидела. Не хотел спрашивать, но не смог смолчать.
– Что там?
– Свет, – прошептала Дарси. – Обычно духи – расплывчатые очертания людей. Я скорее их чувствую, чем вижу, но теперь появился свет и… – Она на секунду замолчала. – Вы Марта? Хотите узнать, куда отправили ваших ребятишек?
Наверное, естественно было испугаться, но вместо этого возможность помочь моим предкам или кому-то из «моего народа», как формулировал Моисей, позволила мне ощутить неведомый ранее восторг. Настоящий кайф. Как от наркотика. Я выхватил документ из рук Дарси и прочитал громко и четко:
