непрерывно, однако они всего лишь с хлюпаньем уходили в жидкую глину.
На следующий день нам пришлось пересекать долину. Огромный железнодорожный мост висел над пропастью. Артиллерия красных методично обстреливала деревню, через которую нам пришлось пройти, чтобы добраться до очередного дубового леса. Избы вокруг нас взлетали в воздух на 10 метров. Любая попытка пройти дальше была безумием.
Мы прождали до наступления ночи, а потом прошли по заболоченной низине, усеянной трупами, потом поднялись на огромную гору, так как повсюду вокруг была липкая грязь. Мы начали подъем незадолго до полуночи, навьючив на себя все свои пожитки и оружие, как легкое, так и тяжелое.
Склон горы, на который нам пришлось подниматься, был крутым, словно лестница. Земля была скользкой, как навощенный паркет. Мы постоянно падали в своих изношенных башмаках, не подбитых гвоздями. В качестве направляющей пришлось использовать телефонный провод, который не давал сбиться с пути в темноте. В любой момент мы рисковали скатиться на головы русским. Если бы наша нить Ариадны хоть немного ушла в сторону, вся колонна разбилась бы. Наши молодые солдаты были уже наполовину мертвы от усталости. Самым сильным из нас пришлось забрать оружие у самых слабых, чтобы хоть немного помочь им. На шее я нес свой автомат, а еще один повесил на плечо. Нервным шепотом многие произносили такие клятвы, которые могли обречь нас на вечные муки.
Последние несколько сот метров оказались невыносимо трудными. Многие просто падали, не в силах подниматься дальше. Они цеплялись за стволы деревьев, чтобы не скатиться в пропасть. Влажный мрак был настолько густым, что мы не могли видеть ни ног, ни камней, ни упавших людей.
Только в 04.00 мы сумели добраться до вершины. Там мы поспешно устроили пулеметные гнезда, а на самые высокие утесы отправили автоматчиков. Первые серовато-голубые отблески рассвета наконец разогнали темноту. Мы с ужасом смотрели на деревья, мотающиеся на ветру в серых ущельях.
Гора Индюк
Дни шли. Вернулось солнце. Хотя вершины Кавказа были плохим насестом для солдат. Природа не раз демонстрировала свое величие с высоты этих гор, что невольно утешала нас в наших трудах и страданиях. Коричневые и красно-коричневые цвета спускались на километры к белым водам, прыгающим в ущельях по зеленым камням. В 05.00 рассвет касался вершин наших перевалов. Туман на долгое время опускался в извилистые долины. Плотный и молочно-белый, он перетекал с места на место, словно вода в цепочке озер. Над этой белой пеленой горы возвышались, подобно золотым и ржаво-красным островкам. Примерно час мы жили, словно в сказке. Из глубин туманных озер поднимались новые островки, это проявлялись более низкие вершины, подобно легендарным землям, поднявшимся из глубоких вод в незапамятные времена.
С рассветом началась артиллерийская дуэль. Немцы и русские принялись яростно обстреливать друг друга. Наша гора торчала как раз между орудиями, а наши позиции — словно гнездо аиста на крыше.
Ночью мы и советские пехотинцы совершали вылазки. Днем мы сидели тихонько. А затем энергичные артиллеристы возобновляли свою дуэль. Сплошная струя снарядов неслась у нас над головами, а от адской канонады, длившейся часами, можно было оглохнуть. Мы слышали свист снарядов буквально над самыми вершинами деревьев. Очень часто на нас сыпались срезанные ветки.
Мы были отданы на милость любого шального снаряда. В результате наши бедствия начались прямо сразу: один из постов взлетел на воздух. Еще один 120-мм снаряд, совершенно свихнувшийся, шлепнулся в 80 сантиметрах от меня, и я полетел кувырком, сбитый воздушной волной. Когда я опомнился, то обнаружил, что лежу в куче мусора. Вокруг меня все в радиусе 20 метров было разнесено в щепки. Правая сторона моего шлема была вдавлена и расколота напротив уха. Мой пулемет, лежавший под рукой, разлетелся на мелкие кусочки.
Все думали, что я испарился. Но выяснилось, что я получил осколок в правую руку, у меня лопнула барабанная перепонка и появилась длинная царапина на боку. Последняя оказалась довольно серьезной и надолго отправила меня лечиться.
Через несколько дней немецкие войска подготовили финальное наступление. Мы продвинулись еще дальше на юг вдоль все того же хребта горной цепи. Напротив нас поднималась эффектная гора Индюк высотой 1300 метров, она вздымалась над могучим дубовым лесом, густым, словно кустарник, сквозь который можно было увидеть здесь и там отдельные россыпи серых камней. Пленные уверяли нас, что отсюда можно видеть море.
Когда гора будет захвачена, нам останется только спуститься к пальмам и голубому морю, плещущему о берег возле Туапсе.
Примерно в 1000 метрах ниже наших пулеметов, между нашей горой и горой Индюк, текла река Пшиш. Наш сектор был разрезан надвое ущельем глубиной несколько сот метров, куда спуститься можно было только с огромным трудом. В глубине ущелья по гигантским камням прыгал бешеный поток. Наши позиции находились на другой стороне, хребет горной цепи шел еще несколько километров, а потом резко нырял вниз к реке. Свой передовой пост мы устроили прямо на дне долины в нескольких метрах от ревущей воды.
Согласно плану операции немецкие альпийские стрелки должны были штурмом взять гору Индюк, начав его с южной оконечности нашего сектора. Для начала они собирались захватить советские позиции с тыла под скалой на другой стороне реки Пшиш. Нам, обосновавшимся в орлиных гнездах, оставалось только следить за противником и ожидать новостей.
Мы в мельчайших деталях видели последнюю великую битву за Кавказ.
Прямо на рассвете танец начали «Штуки». Они отважно ныряли в ущелье прямо к золотому морю. Мастерство пилотов было невероятным. Они никогда не брали ручку на себя даже в самой глубине ущелья, прежде чем не оказывались прямо над вершинами деревьев.
Мы могли видеть, как советские солдаты разбегались в разные стороны по горным тропинкам. Но пилоты не могли видеть больше нас. Дубовый лес напоминал крышу. Невозможно было сказать, где именно красные построили свои блиндажи. Поэтому пикировщики больше пугали, чем уничтожали.
Затем егеря нырнули в кустарник.
Мы могли слышать перестрелку и следить за продвижением наших союзников по белым ракетам, которые регулярно взлетали над деревьями. Это напоминало кино. Продвижение немцев было быстрым. Ракеты взлетали до вершин, а затем постепенно приближались к стенам прохода. Через два часа ракеты, вылетающие из листвы, рвались почти над самой горой Индюк. Мы думали, что вскоре первые солдаты поднимутся по склону. Мы вспомнили крик «Таласса! Таласса!» из «Анабасиса» Ксенофонта. Подобно десяти тысячам древних героев, которых Ксенофонт вывел из глубин Азии, наши солдаты были готовы закричать «Море! Море!»
Увы, закричать это нам так и не пришлось. Движение ракет остановилось. Пулеметы и автоматы постепенно умолкали. Пикировщики перестали работать между двумя горами. Даже артиллерия стала делать долгие перерывы в стрельбе.
Неопределенность затянулась надолго. Несколько зеленых ракет взлетели в небо и рассыпались звездочками, но заметно ниже. Мы услышали еще несколько отдельных очередей, а потом все закончилось. Роты горных егерей не сумели взять этот проклятый лес. Их атака постепенно захлебнулась в чаще.
Наступление провалилось. Вечером гора Индюк показалась нам еще более дикой и гордой, чем ранее, на ней мелькали какие-то фиолетовые огоньки. И она прочно закрывала нам дорогу.
Осень обрушилась на горы, ободрала с них зеленый покров, усыпала землю миллионами опавших листьев, легких и сухих.
Мы смотрели, как умирает лес.
Наши маленькие посты находились на скальных выступах над долиной, склон горы обрывался прямо под ними вертикальной стеной в несколько сот метров. Ночью внизу начали появляться русские патрули. Мы вывесили сотни стальных тросов, к которым прикрепили пустые консервные банки. Они начинали
