Вот как! Ты приводишь в горы бедных девушек... и оставляешь их одних... чтобы он мог всласть потешиться...
— Да что с тобой, проклятый? — кричит Мауро, изо всех сил ударяя противника головой в живот.
— Знаком тебе Себастьяно Лой? — спрашивает детина, чуть отодвигаясь, но не выпуская несчастного из своих железных объятий.
Мауро поднимает на него растерянный взгляд. Ну да, конечно, теперь он понял! Те же круглые глаза, тот же нос с горбинкой... Его противник — брат молоденькой служанки!
СБОРНИК
Альпийская фиалка
(Перевод Г. Смирнова)
Как только фиалка раскрыла свои лепестки, она увидела картину, какую удается увидеть не всякому, даже знаменитому поэту. Она увидела лунную ночь в горах. Тишина была настолько глубокой, что фиалка слышала, как с листьев дуба, укрывавшего ее своей тенью, падают на землю, словно просачиваясь сквозь чьи-то крохотные пальцы, капли воды.
Ночь выдалась ясная и холодная. Черно-белые горы напоминали огромного спящего горностая. Их бледно-лиловый контур искрился и переливался на фоне синего неба. Горы были не очень высокие: лес покрывал их до самой вершины, а скалы, занесенные снегом, казались глыбами мрамора, из которых какой-то скульптор-великан пытался изваять причудливые фигуры.
Среди них возвышалась скала, похожая на огромного волка с задранной кверху мордой, а дымок, выходящий из расщелины, казался его дыханием, а это еще больше подчеркивало странное сходство.
Из своего укромного влажного уголка фиалка видела скалы, деревья, лупу, синюю даль и силуэты других, еще более далеких гор. Луна спускалась прямо на эти горы. Вокруг стояла тишина, воздух был чист и свеж.
Необычайно ярко светили и переливались звезды: казалось, они глядят друг на друга, делясь радостью, недоступной обитателям земли. Фиалка ощущала в себе частицу этой радости: она трепетала на своем стебельке и не знала, отчего ей так хорошо. Она не знала, что это была радость, которая заставляет сверкать алмаз и блестеть воду в роднике: радость чистоты.
И счастье ее длилось долго, гораздо дольше, чем радость многих счастливых людей: оно длилось целый час.
Но внезапно фиалка увидела странную вещь, еще более удивительную, чем белые скалы, черные деревья и мерцающие звезды. Она увидела движущуюся тень. Фиалка думала, что в мире все недвижно или едва колышется, а эта тень двигалась. И вслед за изумлением фиалка почувствовала страх. Тень приближалась. Вырастая все больше и больше, она громоздилась на фоне синего неба между черными стволами деревьев и наконец стала такой большой, что заслонила собою горы и достала до самой луны.
Это был человек.
Время от времени человек останавливался и наклонялся, будто что-то разыскивал под деревьями. Подойдя к дубу, он нагнулся и начал рыться в куче прелых листьев, покрывавших землю. И только теперь маленький цветок понял: человек искал фиалку и нашел ее.
Прожив на свете всего один час, фиалка была уверена, что она уже видела все самое прекрасное и самое ужасное на свете... и потому смирилась с мыслью о смерти.
Человек вырвал цветок из земли, оставив на клубнях немного питавшей их почвы. И тут фиалка поняла, что черная тень это еще не смерть. Ей даже показалось, что жизнь ее сделалась ярче и светлее, хотя и перестала быть такой счастливой, как раньше.
Со всем своим семейством — листьями и еще не распустившимися сестричками — фиалка очутилась наверху, откуда лучше были видны небо и звезды. Покинув родной дуб, она отправилась в путь по горным тропинкам. Ей казалось, что она обладает могучей силой, позволяющей ей двигаться наравне с человеком, который нес ее в своей теплой ладони. И она ощутила живую признательность к тому, кто доставил ей такую радость.
Они подошли к подножью скалы, похожей на волка, и человек, согнувшись, проник в пещеру, которая и впрямь напоминала волчье чрево. Мрачная, грязная, темная, она была полна дыма. Положив фиалку на выступ скалы, человек нагнулся, чтобы разжечь огонь. И тут цветок, уже совсем было отчаявшийся, увидел еще одну удивительную вещь. Он увидел, как черный ствол дуба обернулся огнем и из его веток стали вырываться языки пламени, похожие на большие золотые листья, трепетавшие от горячего ветра.
Человек растянулся у огня, и цветок увидел, как он уснул, а затем услышал, как он разговаривает во сне. Голос человека был для цветка новым откровением. Вдруг снаружи раздался свист, залаяла собака, и спящий поднял голову.
В пещеру вошел еще один человек: это был стройный юноша в одежде из красного сукна и черной колеи: в его загорелом лице с голубыми глазами и рыжеватой бородкой сквозило что-то кроткое и в то лее время дикое.
— Слушай, приятель, — сразу заговорил он. — Думаю, что сегодня ночью мы сцапаем этого лиса.
Старик вопросительно посмотрел на него.
— Я видел следы, — объяснил юноша.
Потом они замолчали, старик поднялся. Оба долго прислушивались. Время шло, а тишина снаружи оставалась все такой же напряженной и глубокой. На минуту в отверстие пещеры заглянула луна, похожая на бледное лицо с любопытными серыми глазами. Потом луна исчезла, и снаружи снова воцарились белые сумерки снежной ночи.
— Нет, сегодня он уже не явится, — сказал старик. — Мне надо идти! Как здоровье маленькой хозяйки?
— Плохо! Верно, умрет этой ночью.
— Что ж ты мне сразу не сказал? Надо идти! Я должен отнести ей цветок.
— Какой цветок?
— Альпийскую фиалку. Вчера в бреду она только о ней и говорила. Ей казалось, что она вышивает облачение и для узора ей нужен этот цветок. Вот я и хочу ее порадовать. Пойду.
— Ах, так, значит, облачение! — криво усмехнулся юноша. — Слышите? — прошептал он вдруг, поднимая голову.
Где-то залаяла собака, издалека ей вторила другая. Пастухи выскочили из пещеры: послышался свист, брань, крики еще более хриплые и яростные, чем собачий лай. Пламя костра перестало дрожать, словно прислушиваясь к шуму, фиалка боязливо жалась к своим ухнувшим сестричкам.
Наконец оба пастуха снова появились у входа в пещеру, они тащили волоком упиравшегося паренька с бледным лицом и густой гривой черных взъерошенных волос. Он отчаянно сопротивлялся, стараясь разорвать спутавшие его кожаные ремни. Все трое молчали, и только тяжелое свистящее дыхание выдавало их ярость. Это была прекрасная и в то же время страшная картина, воскресившая жизнь пещерных людей и их борьбу за существование.
Пленника перенесли в глубь пещеры и крепко связали волосяными веревками и ремнем, концы которого придавили тяжелым камнем. Паренек перестал сопротивляться: склонив взлохмаченную голову на каменный пол пещеры, он закрыл глаза. Казалось, он умер.
— Не раз тебе это сходило с рук, — дрожа от ярости, сказал старик. — Но теперь тебе больше не удастся таскать овец из моего стада! А сейчас я пойду за полицией.
Быстро надев на плечи кожаную сумку, которая торчала на его спине словно горб, он вышел, кипя от
