Глава пятая
Слово «викер» означает «плетеный». В разговорной речи оно постепенно превратилось в существительное «плетенка», обозначающее предметы, сплетенные из гибких прутьев и ивовых веток. Самыми примитивными плетеными изделиями считаются корзины. Существует легенда, что первый плетеный стул появился, когда древние шумеры вернулись усталые с ярмарки, сняли с верблюдов пустые корзины, перевернули их вверх дном и уселись сверху.
Плетеный стул, который вызывал во мне симпатию к подобного рода мебели, несколько отличался оттого первого самого примитивного стула. Это было кресло-качалка из моего детства — оно всегда стояло на крыльце соседнего дома. Там жила настоящая семья, в отличие от остальных наших соседей, у которых кто-то из родных либо умер, как у нас, либо ушел на войну, либо бросил семью, либо уехал куда-то далеко на заработки. Такие же нищие, как и мы, они, тем не менее, казались мне гораздо счастливее нас. Смех доносился с их крыльца каждый летний вечер. Там целовались, улыбались и обнимались, а старое кресло- качалка тихо наблюдало за семейными радостями. Оно выглядело изысканным, легким и прочным. Став взрослой и оглядываясь назад в прошлое, я начала понимать, что та семья тоже переживала свои проблемы и трудности. Но я уже крепко сжилась с тем детским образом: старое плетеное кресло-качалка стало для меня символом счастливой жизни.
Когда я изучала дизайн интерьера в колледже, мой интерес к плетенке усилился. Примитивность создания таких вещей заинтриговала меня, так же как и факт, что спустя тысячелетия, прошедшие с того момента, как маленький Моисей сел на свою корзину из камыша и поплыл по Нилу, техника плетения нисколько не изменилась. Я знала, что плетеные вещи были завезены в Америку первыми колонистами и стали очень популярны в конце XIX — начале XX века. Я также знала, что на какое-то время они вышли из моды, и благословляла небо за это. В то время, когда я начинала свой бизнес, фантастические экземпляры можно было приобрести за сущие гроши на барахолках и аукционах. Это были поистине чудесные находки. Несколько плетенок я нашла даже на чердаках и городских свалках. Много уик-эндов до и после замужества я провела, разыскивая старинные плетеные вещи для своих покупателей.
Я очень быстро сама научилась заново полировать эти вещи, после того как не сумела найти мастера. У меня хватило терпения овладеть этим искусством в совершенстве. Со временем я научилась заново оплетать стулья, заменять поломанные прутья и спицы, затягивать болты. И красить.
О, как я умела красить! Это требовало колоссального терпения водить кисточкой взад и вперед вдоль каждого тоненького прутика, нанося один слой, потом второй, а порой даже и третий. Поначалу я едва справлялась с тем объемом работы, который у меня появился. Мне приходилось подыскивать на аукционах подходящую для того или иного клиента плетеную вещь — стул, кресло или скамеечку для ног, — восстанавливать и отполировывать ее, получая огромную радость.
С тех времен ничего не изменилось. «Викер Вайз» доставляла мне удовольствие, а восстановление антикварных вещей — радость. Вскоре мне пришла в голову удачная идея разместить офис не на чердаке моего дома, а в гараже Броди, настолько огромном, что он напоминал скорее каретный двор и с легкостью вместил в себя несколько кабинетов и мастерскую. В мастерской я воплотила свою мечту. Все в ней отвечало моим желаниям: стеклянная крыша, свободно пропускающая яркий дневной свет, прекрасная вентиляция, верстак, высокий стул, стеллажи и много свободного пространства. Я выгадывала каждую свободную минутку, чтобы поработать там. В последние годы я была настолько занята развивающейся компанией и стремительно растущими детьми, что времени на любимое занятие катастрофически не хватало.
Я хранила свои сокровища на верхнем этаже гаража. Я заполнила весь этаж вещами, которые привозила из многочисленных поездок, и постепенно восстанавливала их одну за другой. Порой я работала по заказу очередного клиента, который желал чего-то особенного. В остальное время — для себя.
И сейчас был один из таких моментов.
После возвращения из Бостона я перевезла свои вещи в отель, сделала это быстро, воображая, что приехала по работе в какой-то чужой город. Я намеренно обманывала себя, прекрасно понимая, что если позволю себе думать о том, что делаю — регистрируюсь в отеле в ожидании собственной участи — и почему, окончательно расклеюсь. Я почувствовала себя в безопасности, только когда приехала в офис.
Когда я вошла, Анжела, сидевшая у нас в приемной, говорила по телефону. Она махнула мне рукой в знак приветствия и, указав на трубку, одними губами произнесла имя торгового представителя одного из наших крупнейших поставщиков. Я кивнула и прошла во внутренний офис, который делила с Броди. Через пару минут секретарь Вики заглянула в кабинет, чтобы поздороваться со мной.
Анжела работала на нас три года, Вики — пять. Обеим девушкам было далеко за двадцать, и хотя они не являлись моими близкими подругами, но прекрасно знали Дэниса и детей.
Я даже словом не обмолвилась о том, что произошло. Когда-нибудь они все равно узнают о разводе. Меня вполне бы устроило, если бы они вообще никогда не узнали об этом.
Вики несколько минут потопталась в дверях, расспрашивая меня о поездке, а затем вернулась к компьютеру. Я осталась наедине с собой, потому что Броди уехал на встречу с художником-графиком, который занимался нашей рекламой.
Пребывая в отчаянии от тех неприятностей, которые на меня навалились, я попросила Анжелу не беспокоить меня и позвонила Дэнису в офис. Он арендовал маленькое помещение в роскошном доме в конце города. Трубку взяла его секретарь.
— Привет, Дженни, это я, — поприветствовала я ее, как делала это сотни раз раньше. — Мой муж на месте?
Последовала пауза, а потом нерешительное:
— М-м-м, я не уверена. Я сейчас посмотрю…
— Это срочно. Пожалуйста, соедините меня с ним.
— Да, Клер, — услышала я голос мужа.
— Нам надо поговорить.
— Мой адвокат не советовал мне этого делать.
— Мой тоже, но это наше с тобой личное дело. Мы же взрослые люди. Мы можем спокойно обсудить некоторые вещи. Дэнис, я должна увидеть детей.
— Нет.
— Я не представляю опасности для них. Ты же знаешь.
— Я не буду говорить с тобой об этом.
— Но ты ведь так думаешь, — умоляюще заговорила я. — Я же слышу, как ты со мной разговариваешь. Ты хочешь расстаться? Хорошо.
— Я хочу больше.
— Хорошо. Мы можем это обсудить. Ты и я. И нет никакой нужды вовлекать в это дело адвокатов и судью.
— Они уже вовлечены.
— Но мы можем положить конец этой истории. Мы можем сказать им, что справимся с ситуацией самостоятельно. Мы сами все решим, Дэнис, как делали это раньше.
— Да, раньше было так.
— Я выслушаю тебя сейчас. Я правда выслушаю.
Он на секунду замолчал, а потом сказал твердо:
— Я вешаю трубку, Клер. Моего адвоката зовут Артур Хейбер. Пусть твой адвокат позвонит ему.
— Я дам тебе денег, если это то, что ты хочешь. Только не отрывай меня от детей. Я люблю их. Они нуждаются во мне, — я перевела дыхание. На другом конце провода не было слышно ни звука. — Дэнис?
Мертвая тишина. Как будто нас разъединили.
— Дэнис?
Никакого ответа.
Потрясенная, я еще какое-то время держала трубку в руках, прежде чем положить ее.
