— Это… хлопцы, а чего приключилось-то? — хлопая ресницами, поинтересовался Буханкин.
— Ты посмотри, Вовка, он еще и спрашивает? — рассерженно зашипел Петька. — Да нам из-за тебя…
— Подожди, Петька, — Путилов дернул друга за рукав, — пока ничего не случилось.
— Ну, так случится! Думаешь, что Жердяй это так просто оставит?
— Не гони коней, Петька! А ты, Каравай, совсем ничего не помнишь?
— Ну… так… немного… — начал заикаться Толик, наткнувшись взглядом на пирамидку куриных голов, лежащую подле колоды.
— Братцы, да он крови боится! — закричал Прохор Кузьмин — крепкий и горластый пацан. — Накось, держи! — И он сунул в руки Караваю обезглавленную куриную тушку прямо в лицо.
Буханкин отшатнулся, побледнел еще сильнее, хотя, казалось бы, больше некуда, конвульсивно содрогнулся и сложился пополам. Его вырвало желчью прямо на кучу куриных голов.
— Ты чего творишь-то? — возмущенно завопил Прохор, которого слегка забрызгало рвотой. — Форму мне облевал!
— Да ты сам хорош! — неожиданно вступился за Буханкина Семка Вахромеев. — Ты зачем ему в морду куру толкал? Он еще от обморока не очухался!
— А я откуда знал, что он еще и облюется, гад такой! Вернемся в расположение — постираешь! — брезгливо протирая испачканную гимнастерку пучком перьев, процедил сквозь сжатые зубы Кузьмин.
— Сам постираешь свои тряпки! — безапелляционно заявил Вовка, сверля глазами Прохора. — Семка прав — нечего было ему в харю курой тыкать!
— Да ты кто такой, чтобы мне указывать? — выпятив грудь колесом, со злостью в голосе произнес Кузьмин. — Этот дундук мне форму изговнял, он же и постирает!
— Ты офонарел, что ли, Кузьмин?! — Петька сильно толкнул Прохора кулаком в грудь. — Ты как со старшим по званию разговариваешь?
— Тоже, мне, нашлись старшие! — презрительно сплюнул на пол Кузьмин. — Че вы мне сделаете?
— Ах, вот, ты, как? — Петька неожиданно прыгнул на Прохора, и они покатились по земляному полу сарая, сметая с него старый куриный помет.
— Давай, Петька, дай ему как следует! — загомонили мальчишки, которым заносчивый Прохор тоже успел насолить. — Пусть не думает…
— А ну-ка прекратить!!! — заорал Вовка, во все горло. — Встать!!!
Но дерущиеся мальчишки не обратили на приказ обергефрайтера никакого внимания, продолжая воодушевленно мутузить друг друга.
— Хлопцы, давайте разнимем их! — крикнул Семка. — Вдруг Ланге сейчас воротиться — то всем влетит!
Совместными усилиями драчунов удалось оттащить друг от друга. Сейчас они стояли, тяжело дыша, перед Вовкой со скрученными за спиной руками.
— Значит так, — совершенно спокойно произнес Путилов, — Кузьмину — неделя карцера, Незнанскому — два дня…
— За что, Вовка? — пылая праведным гневом, воскликнул Петька. — Я ж его, падлу, — мальчишка попытался пнуть недруга в колено, но у него ничего не вышло — слишком далеко друг от друга их держали, — на место хотел поставить!
— За драку, за неподчинение приказу, — тоном, не терпящим возражений, ответил Вовка, — чтобы и остальным стало ясно, что никакие дружеские отношения не помогут, если ты провинился. — Три дня карцера, — накинув еще денек, «подвел черту» Путилов. Командование отделением пока примет на себя… — Вовка оглядел цепким взглядом мальчишек. — Семен Вахромеев.
— Я? — удивился мальчишка. — Вов, да я же это… Я ведь даже куру с первой попытки как следует убить не смог.
— Не я, а так точно… Вернее, яволь!
— А? Да! Яволь, герр обергефрайтер! — поправился Вахромеев.
— А насчет куры, не переживай, — приободрил пацана Путилов, — самое главное — ты сумел с собой справиться! А это — дорогого стоит, — добавил он, вспомнив, что говорил в таких случаях Митрофан Петрович. — Ладно, парни, тащите провинившихся в холодную. Сдавайте караульному и быстро сюда! Вахромеев!
— Яволь!
— Сообщищь обо всем происшедшем мастеру-наставнику Сандлеру.
— Слушаюсь!
— Пацаны, обратно бегом! — напомнил Вовка курсантам. — А то Жердяй нас точно всем скопом закопает!
— Хорошо, командир! — ответил за всех Семка. — Мы быстро.
— А ты, Петька, не обижайся, — обращаясь к другу, произнес Путилов. — Так надо, поверь.
— Дая и не обижаюсь, — тряхнул головой Незнанский. — Я-то дурак, что повелся… Пацаны, отпустите. Не надо меня держать — я сам дойду.
Вовка кивнул, мальчишки отпустили Петьку.
— Кузьмин, тебя тоже отпустить? Дергаться не будешь?
— Да пошел ты…
— Опять начинаешь? — Вовка едва сдержался, чтобы не взорваться.
— Я вам еще припомню! — мрачно пообещал Кузьмин.
— Ладно, пацаны, не хочет по-хорошему — волоките так, — распорядился Путилов. — Ему же хуже.
— Давай, топай! — Семка толкнул нарушителя спокойствия в спину и вслед за мальчишками вышел из сарая.
— Каравай, ты как, живой? — оставшись наедине с Буханкиным, спосил Вовка.
— Почти, — просипел Толик.
— Слушай, но с тобой нужно что-то делать, — задумчиво произнес Путилов. — Ты всегда так?
— В смысле, крови боюсь?
— Да.
— С детства. Сколько себя помню — только увижу хоть каплю крови, и не важно, своя она, или чужая, так и падаю.
— Да уж, — Вовка усмехнулся, и почесал затылок, — задачка! Ты понимаешь, что с такой проблемой, тебе настоящим солдатом никогда не стать?
— А то? — Каравай изобразил на лице некое подобие улыбки. — Только поделать с собой ничего не могу. Я пробовал уже. — Глаза мальчишки предательски заблестели, наполнившись слезами. Он шмыгнул носом, а затем потер глаза рукавом, размазывая грязь по лицу.
— Ты это, сырость-то не разводи! — посоветовал Вовка. — Этим все равно делу не поможешь. Лучше давай мы с тобой еще разок попробуем… Да вон, хотя бы курицу ощиплем.
— Угу, — обреченно кивнул головой Толик. — Давай попробуем.
Но едва Вовка снял с крюка одну тушку, к горлу Буханкина вновь подкатил ком, а рот заполнился кислой тягучей слюной.
— Все, закончили! — Заметив, как посерел Каравай, воскликнул Вовка. — Иди лучше на улицу. Для первого раза хватит.
Буханкин промычал нечто не членораздельное и выскочил на свежий воздух. Вовка в очередной раз тяжело вздохнул и принялся в одиночестве ощипывать зарубленных курсантами кур.
Мальчишки вернулись минут через двадцать, и с энтузиазмом включились в работу. Вскоре все тушки были ощипаны и приготовлены к доставке на кухню.
— Ну что, идем сдаваться? — весело поинтересовался Вовка.
— Конечно! — поддержали его мальчишки. — Завтрак скоро.
Они похватали по нескольку штук в руки еще теплые птичьи тельца и побежали в сторону интернатской столовой. Буханкин уныло плелся позади всех, размазывая по щекам грязь, сопли и слезы.
