Они слышали, как встают зрители, как выходят на первый антракт. Глуповато улыбаясь, они поднялись, стали поправлять одежду и, заметив смущение друг друга, снова засмеялись.
– Не могу понять почему, – игриво сообщила Мэйсон, – но мне ужасно хочется пить.
Он усмехнулся и приложил палец к ее губам:
– И я представить не могу, с чего бы это. Пойдем, я возьму тебе что-нибудь выпить.
Они вышли из ложи, и толпа вынесла их в коридор, а оттуда в большой зал. Большой зал представлял собой четырехугольное помещение примерно двадцать футов длиной со стеклянными окнами, выходящими на авеню Опера, тянущуюся до самого Лувра. Большой зал был оформлен на манер Зеркального зала в Версале, но моделью для росписи потолка послужила Сикстинская капелла в Риме.
– Оставлю тебя здесь, а сам принесу чего-нибудь выпить, – сказал Ричард.
Оставшись в одиночестве, Мэйсон почувствовала себя несколько неуютно. Вокруг нее были сплошь сливки парижского общества. Все здесь друг друга знали, непринужденно болтали, приветствовали друг друга – только она была всем чужая. Но Мэйсон находила утешение в своей маленькой тайне. Еще не остыв от того, что только что произошло в ложе, Мэйсон, улыбалась про себя и думала: «Если бы они только знали, чем мы сейчас занимались!»
Постепенно гул голосов стал приглушеннее. Женщина, стоявшая поблизости, сказала своему спутнику:
– Дорогой, это, случаем, не герцогиня Уимсли? Очень скоро это имя прошелестело по толпе, повторяемое на разные лады.
– Говорят, она самая красивая женщина в Англии.
– И муж ее богат, как Крез.
– Я слышал, что принц Уэльский от нее без ума.
– Боже, какой изумительный цвет лица!
Побуждаемая любопытством, Мэйсон протиснулась сквозь толпу, чтобы увидеть ту, которая вызвала такой фурор.
В центре зала стояла небольшая группа людей. Возле них образовалось пустое пространство. Мэйсон не составило труда догадаться, кто в этой компании та самая герцогиня. Герцогиня действительно была потрясающе красива. Изящные черты лица, роскошные каштановые волосы, сливочный цвет лица, наряд из белого атласа, расшитый настоящим жемчугом – все в ней говорило о богатстве и ухоженности. Герцогиня двигалась с непринужденной грацией истинной аристократки, но снобизма в ней не было: она улыбалась своим спутникам с той теплотой и непринужденностью, которая всем помогала чувствовать себя с ней раскованно.
Мэйсон подошла поближе к герцогине, чтобы лучше ее рассмотреть, но вспомнила про Ричарда и поспешила вернуться туда, где он ее оставил, отправившись за напитками. Она успеет как раз вовремя: Ричард шел к ней с двумя бокалами шампанского в руках. Свет зажегся и погас, сигнализируя о начале следующего акта. Мэйсон одарила Ричарда лукавой улыбкой.
– Ужасно хочется узнать, что для нас приготовил второй акт.
Он согрел ее взглядом.
Но как раз в тот момент, когда они с Ричардом выходили из фойе, судьба свела их с той группой, за которой успела понаблюдать Мэйсон. Головокружительная красавица герцогиня взглянула на них и вдруг тихо воскликнула:
– Ричард!
Мэйсон почувствовала, как напрягся Ричард. Подняв на него глаза, Мэйсон увидела, что от умиротворенности его не осталось и следа. Она не могла понять, какая именно из эмоций нашла отражение у него на лице, но в том, что на приветствие герцогини Ричард отреагировал весьма эмоционально, сомнений не было.
– Эмма, – веско произнес он.
Они знают друг друга? Ричард и та английская Грация? Мэйсон сразу стало как-то не по себе.
– Как приятно увидеться вновь, дорогой, – сказала женщина, которую Ричард назвал Эммой. К ней вернулось прежнее самообладание. – Что привело тебя в Париж?
– Я думаю, вам это известно, – с нажимом в голосе сказал он. Мэйсон знала, что означает этот тон. Он пытался справиться со своими эмоциями. Он выглядел так, словно готов был ударить эту женщину.
«Что же было между ними? И что за кошка между ними пробежала?»
– Только не говори мне, что это сестра, – сказала Эмма.
Они перегородили выход, но никто не пытался их оттеснить.
Мэйсон ждала, пока Ричард представит их друг другу. Не дождавшись от него такой любезности, Эмма представилась сама:
– Меня зовут Эмма. Фамилия у меня Фортескью-Уинтроп-Смит. Я знаю, что выговорить это невозможно. Поэтому предпочитаю, чтобы вы звали меня просто Эмма.
Мэйсон пожала протянутую руку. Кисть была узкой и невероятно гладкой.
– Эми Колдуэлл.
– Вы меня поражаете, – язвительно заметил Ричард. – Мне казалось, что вы предпочитаете, чтобы все звали вас исключительно «ваша светлость».
Эмма улыбнулась:
– Это не относится к старым друзьям.
