И тогда случилось странное: у Эммы словно не осталось сил на ненависть, на злобу и на гнев. Она разрыдалась, пряча лицо в ладони. Мэйсон подошла к ней и, когда Эмма оттолкнула ее, она все равно обняла ее и так и держала, пока Эмма не выплакалась у нее на плече. Мэйсон не пыталась ее успокоить, урезонить, не произносила ненужных слов утешения. Она просто ждала, пока со слезами не уйдет боль, пока на душе у Эммы не полегчает, пока слезы не иссякнут сами. Она обнимала соперницу, гладила ее по спине и сама чуть не плакала.
Когда Эмма наплакалась вдоволь, Мэйсон вытащила из рукава носовой платок и вытерла Эмме глаза.
– Почему вы так поступаете? После того, что я сделала… Я хотела вас убить!
Мэйсон убрала со лба Эммы прилипший локон и тихо сказала:
– Потому что я думаю, что Ричард глубоко несчастный человек. Он не знает, как освободить себя от наваждения. Я чувствую его боль, но он не желает говорить о том, что его мучает. Он не позволяет мне помочь ему. Я не знаю, что его терзает, но я вижу, что это нечто подтачивает его изнутри, калечит его тело, душу, мозг. Если все так и будет продолжаться, боюсь, он сломается. Я должна его спасти. И мне нужна ваша помощь.
– Моя? – Эмма презрительно сморщила нос. – Даже если бы я хотела вам помочь, как я могу это сделать?
– Расскажите мне о том, о чем не захотели рассказать тогда. О том, что вам известно о его прошлом.
– Он возненавидит меня за это. Впрочем, теперь это уже не важно. Но он возненавидит и вас за то, что вы строите козни у него за спиной.
– Я должна воспользоваться этим шансом. Что бы ни случилось, каковы бы лично для меня ни были последствия моего поступка, я должна ему помочь. Пока мы тут с вами разговариваем, единственное, о чем думает Ричард, – как выкрасть мои картины у французского правительства. Что-то, чего он не понимает и чем он не в силах управлять, движет его поступками. В конце концов, это его убьет. Разве вы не видите, Эмма, мы должны ему помочь. Я верю, что у нас получится. Кто еще ему поможет, если не две женщины, которые любят его? Разве вы не хотите спасти его от самого себя? Разве это не важнее всего в жизни?
Эмма смотрела на Мэйсон так, словно впервые видела. Наконец она с удивлением сказала:
– Вы действительно любите Ричарда?
– Конечно, люблю.
– Все эти годы я думала лишь о себе, о том, чего хотела я. Мне и в голову не приходило задуматься о том, что я могу сделать для него.
– Вы можете кое-что сделать для него сейчас.
Эмма с задумчивым видом прошлась по комнате.
– Мне всегда казалось, что я люблю Ричарда так, как никто его никогда не сможет полюбить, ни одна женщина на свете. Я считала, что он мой по праву. Но в действительности просто хотела его. А вы его на самом деле любите.
Мэйсон подошла к Эмме, взяла под руку и повернула лицом к себе.
– Эмма, прошу вас, ради всего святого, помогите мне помочь ему!
Эмма пристально смотрела на Мэйсон и молчала, казалось, целую вечность. Наконец она со вздохом сказала:
– Чего вы от меня хотите?
Мэйсон подошла к буфету, достала хрустальный графин с бренди, налила немного в бокал и протянула Эмме.
– Просто расскажите мне о вас с Ричардом. О нем. Все, что знаете.
Эмма сделала глоток и невесело рассмеялась:
– Я, знаете ли, не привыкла говорить правду.
– И я тоже. Мы с вами родственные души.
– Еще какие. Вы удивитесь, когда узнаете.
Эмма села на кушетку, и Мэйсон присела рядом с ней. Эмма обвела взглядом комнату в задумчивости, вздохнула и начала свой рассказ:
– Может, сейчас я и богата, как Крез, но большую часть своей жизни я была бедной. Не просто бедной – нищей. Многим и невдомек, что это такое. Нищета проникает в твою плоть и кровь, нищета отнимает у тебя достоинство, лишает воли. Когда мне было семнадцать, я уехала из Лондона, из Ист-Энда, и отправилась в Сент-Луис, где жила сестра моего отца. Я надеялась поселиться временно у нее, пока найду себе работу и жилье. Но, когда я приехала к сестре, она ясно дала мне понять, что селить меня у себя не намерена. Поэтому я решила поискать счастья на Западе.
– Должно быть, вам нелегко далось это решение. Женщина, юная, одна, без спутников…
– Нет, на самом деле все было не так уж плохо. По правде говоря, «рывок на Запад» стал для меня забавным приключением. У меня было то, что называется жизненной хваткой, И еще у меня был талант. Я умела рисовать. Я делала скетчи нa тему местных новостей, и по моим рисункам изготавливали ксилографии, а затем печатали в местных газетах. Но в основном я зарабатывала тем, что рисовала карикатуры с завсегдатаев салунов. Мои рисунки их веселили, да и платили они щедро.
– Как вы познакомились с Ричардом?
– Как-то я работала в одном салуне в городке Крид, что в Колорадо, и обратила внимание на то, что один молодой красавчик ковбой все время смотрит в мою сторону. Конечно, для меня такое было не внове, кто-то непременно пялился на меня, когда я работала в маленьких старательских городках, но на этот раз все обстояло несколько по-другому: тот ковбой смотрел на мои рисунки, а не на мое тело. Он был просто без
