ребенок.) О Джим, никогда не оставляй меня одну! Мне снятся такие ужасные сны, Джим. Обещай, ты никуда от меня не уйдешь!
Джим. Обещаю, дорогая.
Элла (ребячливо). Я твоя маленькая девочка… а ты мой старый-старый дядюшка Джим. Ты не поиграешь со мной?
Джим. Конечно, дорогая. А теперь иди, ложись.
Элла (так же). Хорошо, дядя Джим. (Поворачивается к двери.)
Джим делает вид, что начинает читать. (Смотрит на него; и вдруг говорит нормальным голосом.)
Ты очень много занимаешься, Джим?
Джим. Да, дорогая. Иди, ложись. Тебе надо отдохнуть, ты же знаешь!
Элла (смотрит на него. В ней борются противоречивые чувства. Лицо внезапно искажается, становится злым, в глазах появляется выражение ненависти. Она больше не может сдержать себя и кричит). Проклятый черномазый! Черномазый!..
Джим (вздрогнув, точно пронзенный болью). Элла! Ради бога! Элла!..
Элла (придя в себя, поняв, что произошло нечто ужасное). Джим! Джим! Почему ты на меня так смотришь!
Джим. Ты что мне сказала?
Элла (пытаясь вспомнить). Я… я сказала, помню… я сказала… ты много занимаешься, Джим… Ты на это рассердился, Джим?
Джим. Нет, дорогая. Что ты! Иди, ложись.
Элла (покорно). Хорошо, Джим. (Скрывается за портьерами.) Джим смотрит в пространство невидящим взглядом. (Внезапно высовывает голову из-за портьер. Лицо ее снова безумно.) Черномазый! (Скрывается, и слышно, как убегает, смеясь с чувством жестокого удовлетворения.)
Джим опускает голову, он потрясен, готов разрыдаться.
Спустя полгода. Весенний вечер. Только что село солнце. В окно той же комнаты, где происходили и две предыдущие сцены, льется слабый сумеречный свет, освещая на этажерке конголезскую маску. Признаки упадка и запустения теперь еще заметнее, чем полгода назад; стены облезли, потолок того и гляди обрушится. Мебель выглядит еще более громоздкой. На письменном столе — сложенные одна на другую книги по юриспруденции.
Справа, осторожно ступая босыми ногами, входит Элла, держа в руке кухонный нож. Вид ее вызывает сострадание, она похудела, лицо измождено, красный халат грязен и потрепан. Движения Эллы резки и порывисты, глаза горят безумным огнем. Она подозрительно оглядывается вокруг, затем подходит к этажерке и, подбоченясь, вызывающе насмешливо, но не без страха глядит на конголезскую маску.
Элла. Подожди, теперь я над тобой потешусь. (Доверительно.) Он вообразил, что я заснула. Звал меня: 'Элла, Элла'… а я лежала с закрытыми глазами, притворилась, что сплю, даже храпела немножко. Так и одурачила его! (Смеется хриплым смехом.) Наконец-то он оставил меня одну первый раз за все эти месяцы. Я бы рада каждый день с тобой разговаривать, да вот видишь — удалось только сейчас. (С внезапной вспышкой злобы, подняв вверх нож.) А, черномазый, ты скалишь зубы? Как смеешь смеяться надо мной? Забыл, кто ты? Так всегда с вами бывает. Стоит хоть раз отнестись к вам хорошо, обращаться с вами прилично, у вас тотчас голова кругом пойдет. Вы сразу начинаете бог знает что воображать о себе! Расхаживаете повсюду с важным видом. Просто на улицу нельзя выйти, повсюду одни черномазые. Снуют взад и вперед, скалят зубы, в школах учатся, думают — они ровня белым. Экзамены всякие держат! (Останавливается, вспоминая что-то, внезапно ее осеняет догадка.) Так вот куда он ушел… На почту… Ждет письма из школы о том… Но почему же он так долго не возвращается? (Жалобно зовет.) Джим! (С ужасом.) А вдруг он выдержал? Вдруг выдержал? (В бешенстве.) Нет! Он не смог! Я убью его! Покончу с собой! (С угрозой, к конголезской маске.) Это тебя надо клясть за это! Тебя. Ну я тебе… (Умоляюще.) Но для чего тебе это нужно? Для чего вредишь нам? Я же не сделала тебе ничего плохого. Почему же ты ненавидишь меня? Я вышла за него замуж, ты это помнишь? Так оставь Джима в покое. А ты мешаешь ему быть счастливым, счастливым со мной… Ну а мне почему не даешь быть счастливой? Джим ведь белый, самый белый из всех людей. Ты свалился к нам неизвестно откуда и вмешиваешься в нашу жизнь. О, я черная! Черная! Как уголь черная. Ты отравил меня! Я не могу смыть эту черноту. Я ненавижу тебя, ненавижу! Оставь нас с Джимом в покое, не мешай нам быть счастливыми. (Падает на стул Джима, положив бессильные руки на стол.)
Медленно отворяется дверь, ведущая в переднюю, и появляется Джим. Ввалившиеся глаза его красны от бессонных ночей. Он выглядит подавленным и разбитым. В руках раскрытое письмо.
Джим (увидев Эллу, тихим, мертвым от усталости голосом). Дорогая, я думал, ты спишь.
Элла (вздрагивает, резко поворачивается к мужу). Что это? Ты получил письмо?
Джим (закрывает за собой дверь). Да. От экзаменационной комиссии при корпорации адвокатов. Из Нью-Йорка, из града благословенного! (Последние слова произносит едва слышно, со смешком, в котором слышится ироническое сострадание к самому себе.)
Элла (быстро, с гибкостью хищного зверя вскочив со стула и держа за спиной нож, кричит со страхом, смешанным с ненавистью). Значит, ты… Ты выдержал? Тебя приняли?
Джим (глядя на жену). Выдержал? Я? (Начинает хохотать громко и звучно, как умеют хохотать негры, но в этом смехе и горе и издевка над собой.) Господь с тобой, девочка! Как такая глупая мысль пришла тебе в голову? Сдал? Я? Джим, Черный ворон? Чтобы негр, Джим Хэррис, стал членом корпорации адвокатов? Да ты просто умерла бы со смеху, если б такое случилось. Это же против закона природы, закона людей, закона справедливости. Произошло бы землетрясение и катастрофы, на человечество обрушились бы семь казней египетских, чудовища сожрали бы все деньги в банках! Начался бы новый всемирный потоп, погасло б солнце. Бога сбросили б с небесного престола, и в мире воцарился б дьявол. (Громко и злобно хохочет.)
Элла (с прояснившимся лицом). Так, значит, ты не прошел?
Джим (в изнеможении, глупо смеется). Ну, разумеется, нет! Нет, конечно!
Элла (с радостными криком швыряет со стола все книги, хватает Джима за руки и, как девчонка, весело приплясывает). Джим, я это знала! Я знала, ты провалишься! Я рада. Я так счастлива. Ты по-прежнему мой дядюшка Джим, я рада, рада!
Джим смотрит на нее сначала удивленно, потом с ненавистью. Она танцует вокруг него.
