конечно, невозможно.
— Не надо, мам, меня подкинут.
— Точно? — По голосу я поняла, что мама успокоилась: одной проблемой меньше.
— Да. Я позвоню, если что.
— Обязательно, — сказала мама, а затем добавила, как будто испугавшись, что я могу рассердиться: — Спасибо, Аннабель.
Я нажала на отбой и так и осталась сидеть с телефоном в руках. Опять свет клином сошелся на Уитни. Может, для нее сегодня и великий день, но вот у меня он точно не удался. А теперь еще и домой придется пешком идти.
Я взглянула на Оуэна. Он возился со своим айподом.
— То есть тебя нужно подвезти, — сказал Оуэн, не поднимая глаз.
— Нет-нет, — быстро ответила я, покачав головой. — Сестра тут просто… Житья от нее нет.
— Как я тебя понимаю! — Оуэн в последний раз нажал на кнопку, затем убрал айпод в карман, встал и отряхнул брюки. Затем взял рюкзак и перекинул его через плечо. — Пошли.
С начала учебного года меня не раз преследовали любопытные взгляды, но сегодня они побили все рекорды! Мы с Оуэном шли на парковку, а за спиной только и слышалось: «Ты видал?! Ничего ж себе!» И все на нас глазели. Но Оуэну, похоже, было все равно. Он подвел меня к синему старомодному «лэнд крузеру». Уселся за руль и скинул с переднего сиденья, наверно, штук двадцать компакт-дисков. Затем открыл мне дверь.
Я залезла в машину и хотела пристегнуть ремень, но Оуэн сказал:
— Постой. Он заедает, — и махнул, чтоб я передала ремень ему. Затем перекинул его, очень вежливо и осторожно, стараясь не задеть меня рукой, дернул прикрепленную к сиденью застежку и вставил в нее под углом ремень. После чего достал из кармана на двери небольшой молоток.
Наверно, на лице у меня отобразился испуг (перед глазами сразу встал заголовок в газете: «Семнадцатилетнюю девушку нашли на школьной парковке мертвой»), потому что Оуэн сказал:
— По-другому ремень держаться не будет.
И постучал трижды по центру застежки. Затем дернул ремень, проверяя, закреплен ли он, спрятал молоток и завел двигатель.
— Ух ты! — Я осторожно дернула ремень, но он не поддался. — А отстегнуть его как?
— Очень просто. Надо нажать на кнопку.
Мы поехали по парковке. Оуэн открыл окно и высунул наружу руку, а я принялась изучать машину. Приборная панель была вся потрепанная, кожа на сиденьях потрескалась. К тому же едва заметно пахло дымом, хотя в приоткрытой пепельнице лежали монеты — никаких следов сигарет. На заднем сиденье валялись наушники, рыжеватые ботинки «Доктор Мартинс» и несколько журналов.
И повсюду диски. Горы дисков. Помимо тех, которые Оуэн закинул под заднее сиденье. Какие-то куплены в магазине, но большинство записано дома. Все беспорядочно разбросаны по машине. Я взглянула на панель. Машине, по-видимому, немало лет, но вот магнитолу новейшей модели с кучей огоньков купили совсем недавно.
Тут мы как раз остановились у выезда с парковки, и Оуэн, посмотрев по сторонам, включил поворотник. Затем прибавил большим пальцем звук на магнитоле и поехал направо.
Я столько раз сидела рядом с Оуэном на большой перемене, что очень тщательно его изучила и подметила много интересного. Но вот музыка, которую он слушает, до сих пор оставалась загадкой. Соображения кое-какие были: панк-рок или трэш-метал, в общем, что-нибудь быстрое и громкое.
Вначале было тихо, а затем послышалось… стрекотание. Как будто в машине поселился хор сверчков. Через пару секунд голос начал произносить нараспев непонятные слова на неизвестном мне языке. Стрекотание стало громче, голос тоже, казалось, они зовут друг друга. Оуэн же спокойно вел машину и лишь слегка покачивал головой.
Через полторы минуты я не выдержала:
— Что это такое?
Он взглянул на меня:
— Духовные песнопения майя.
— Что? — громко переспросила я, пытаясь перекричать громыхающее стрекотание.
— Духовные песнопения майя. Они передаются из уст в уста.
— А… — Песнопения уже больше напоминали крики. — Откуда они у тебя?
Оуэн немного убавил звук.
— Из университетской библиотеки. Взял в отделе дисков.
— Понятно. — Оказывается, Оуэн Армстронг духовный человек. Кто бы мог подумать. Хотя кто бы мог подумать, что мы будем вместе сидеть в машине Оуэна и слушать песнопения? Уж точно не я. Да и, наверно, мало кто. И тем не менее так оно и получилось.
— Ты, видимо, очень любишь музыку, — сказала я, оглядев горы дисков.
— А ты? — спросил Оуэн, перестраиваясь.
— Люблю, конечно. Как и все.
— Все не любят, — твердо сказал он.
— Не любят?
Оуэн покачал головой:
— Кто-то только думает, что любит, хотя вообще ничего в ней не смыслит и сам себя обманывает. Кому-то музыка действительно нравится, да только не попадаются хорошие песни. Тогда человек идет по ложному пути. И наконец, есть такие, как я.
Я внимательно посмотрела на Оуэна. Он, как и раньше, сидел, откинувшись на спинку, высунув локоть из окна и подпирая головой потолок. Вблизи Оуэн действительно выглядел угрожающе, но не только из-за роста, а еще и из-за темных глаз, мускулистых предплечий, напряженного взгляда, которым он меня окинул, прежде чем вновь переключиться на дорогу.
— Такие, как ты? И кто это?
Оуэн снова включил поворотник и снизил скорость. Впереди виднелась моя прежняя школа. С парковки выезжал желтый школьный автобус.
— Те, кто живут ради музыки. Ищут ее повсюду. Не представляют без нее жизни. Просвещенные.
— Ага, — сказала я таким тоном, как будто и правда что-то поняла.
— Ведь музыка, если подумать, скрывает в себе удивительную мощь. Она объединяет. Совершенно разные люди порой любят одну и ту же музыку.
Я кивнула, не зная, что ответить.
— К тому же, — продолжил Оуэн, давая мне понять, что не нуждается в ответе, — музыка — это некая постоянная в нашей жизни. Слышишь песню и сразу вспоминаешь определенный момент, место или даже человека. Мир меняется, а песня остается, как и твое воспоминание. И это удивительно.
Да уж. Удивительно. А особенно удивителен наш разговор. Я его себе даже в самых смелых мечтах не могла представить.
— Да. В самом деле, — медленно проговорила я.
Мы немного помолчали. Нарушали тишину только песнопения.
— В общем, я хотел сказать, что да, я люблю музыку.
— Понятно.
— А теперь, — мы свернули к школьной парковке, — заранее прошу прощения.
— Прощения? Но за что?
Оуэн затормозил у обочины.
— За мою сестру.
У главного входа стояло несколько девчонок, и я быстро их осмотрела, пытаясь понять, кто именно сестра Оуэна. Вон та с длинной косой, футляром для инструмента и книжкой в руках, облокотившаяся о стену? Или высокая блондинка с большой спортивной сумкой «Найки», клюшкой для хоккея на траве и диетической кока-колой? Или, что вероятнее всего, брюнетка с короткой стрижкой, вся в черном, лежащая на скамейке неподалеку, скрестив руки на груди и устремив в небо взгляд, полный боли?
Тут за моим окном послышалось бряцанье. Я обернулась и увидела маленькую худенькую
