– Хорошо. Абсолютно – один раз.
– Ладно.
Улыбнувшись дрожащими губами, Питер выудил из кармана платок, утерся. Сложил платок и сунул обратно в карман.
– Н-да. Надо взять себя в руки. Лучшее, что можно сделать. Спасибо, что выслушал, и все такое.
– Всегда к твоим услугам. – Роберт еще раз похлопал Питера по плечу и на всякий случай отпрянул.
– А я что, и вправду заносчивая, самоуверенная, жирная скотина?
– Нет, конечно.
После его ухода Роберт накрыл простыней морской пейзаж, над которым работал, и достал из угла портрет Анжелы. Наполнил еще один бокал, уселся на стул перед мольбертом. Тянул виски и смотрел, смотрел, смотрел. Не зная, что позади него, скрестив руки на груди и склонив голову набок, стоит Бонни.
– Вот, значит, как ты теперь проводишь время.
Роберт вздрогнул.
– Я занят. Оставь меня, пожалуйста.
– Занят, – фыркнула Бонни. С того последнего разговора на лодке она, как ни странно, не появлялась, а Роберт встреч с матерью не искал. – Он занят, – повторила Бонни, сняла портрет с мольберта, повернула к окну. – В точку попал, врать не стану. Можно успокоиться и любить портрет в свое удовольствие. Замечательно.
– Кто сказал, что я ее люблю?
–
– Бонни…
Слова застряли у него в горле. Бонни молча подняла портрет и изо всех сил ударила им о спинку стула. Роберт бросился к матери, но она успела ударить еще раз.
– Что ты делаешь? Ты спятила!
– А ты сомневался? – Пустые глаза, скучный тон.
– Убирайся! Вон! – Роберт пихнул мать к двери. Останься она еще хоть на минуту, и он за себя не ручается. Но Бонни – откуда только силы взялись – стояла насмерть.
– Послушай меня, – выдохнула она, упираясь. – Эта девочка создана для тебя. Она просто чудо. Никакая картинка тебе ее не заменит. Я надеялась, что ты сам это поймешь, что мне не придется подталкивать… ха! Похоже, без этого не обойтись.
– Бонни. Повторяю. Уходи. В противном случае толкать придется
– Нет!
Обхватив солидный торс матери, Роберт предпринял еще одну попытку выпихнуть ее. Бесполезно. Бонни словно приросла к полу.
– Если мне придется силой вышвырнуть тебя вон из дома, из моей проклятой жизни, значит, так тому и быть. Прошу в последний раз. Уходи.
– Я ведь тебе счастья желаю.
– Большинство матерей подписались бы под этими словами. Проблема в том, что их желание чаще всего приносит обратный результат.
– Да пошел ты со своими гладкими речами! Проблема в том, что я действительно желаю тебе счастья, даже если в данную минуту меня берут сильные сомнения – а заслуживает ли это дерьмо счастья? Девочка чудо. Она сделает тебя счастливым. А ты отшвыриваешь ее прочь, как и всех остальных!
– Остальные не были проститутками, Бонни!
– Что?
– Что слышала. – Голос упал. И руки вяло упали по бокам. Самое страшное сказано. Роберт прекратил борьбу. – Ну вот. Теперь ты знаешь.
– Д-да… – На большее Бонни не хватило.
– Именно.
– Ты говорил с ней об этом?
– Еще бы. Никакого желания бросить. Более того, она обожает свою работу. Каждый день общается с психами и утверждает, что способна с ними справиться. Знаешь, откуда я узнал? От Питера. Он выследил ее до… до ее кукольного дома. Я тоже туда съездил, она даже разговаривать не захотела. Только ахнула.
– Ахнула?
– Ладно, неважно.
Бонни, шатаясь, добралась до дивана.
– Да…
Вжизни такого не бывало, чтобы Бонни потеряла дар речи. Необычная ситуация, которой Роберт не смог воспользоваться. Он проглотил виски, посмотрел на расстроенное лицо матери и налил ей тоже, решив промолчать. Промолчать о том, что до самой смерти никому больше не поверит. О том, что всю жизнь
