человек не вмешивался в творения природы. Именно такое впечатление произвело на нее поместье Дарси, и она заметила вполголоса:
– Хотелось бы мне написать здешний пейзаж!
– Так вы художница, – сказал Дарси, похоже обрадованный тем, что Элизе здесь понравилось. – Как же я не догадался об этом по имени, выбранном для адреса электронной почты? Smartist[4], я не ошибся?
– Да, – рассмеялась она, довольная тем, что проявила сообразительность и согласилась провести уик- энд в гостях у этого странного и явно помешанного на лошадях господина. – И пишу обычно идеализированные сельские пейзажи.
Дарси приподнял бровь.
– На Манхэттене?
– Наверное, кому-то это покажется странным, – пожала плечами Элиза, впервые за долгие годы работы обратив внимание на это несоответствие. – И хотя в основе любой работы лежат места, которые я когда-то посещала, я пишу, скорее, воображаемую натуру. Часто сперва придумываю картину, всю, в мельчайших подробностях, а уж после этого начинаю рисовать. Так что, наверное, их можно назвать фантазиями.
Какое-то время Дарси обдумывал услышанное.
– Что ж, для меня в этом есть явная польза, – заметил он. – Думаю, вам будет легче понять то, что я собираюсь сказать. О тех письмах…
Она вопросительно покосилась на него, однако промолчала, ожидая продолжения.
– Если у вас хорошо развито воображение, сказанное мной не покажется столь уж невероятным, – продолжил Дарси. – И еще я абсолютно уверен: то, что я собираюсь вам поведать, будет сразу отвергнуто человеком, не обладающим развитой фантазией и пытливым, восприимчивым умом.
– Вот почему письмо Джейн так много для вас значит?
Дарси кивнул.
– Еще никогда и ни с кем я не обсуждал причин, по которым так интересуюсь Джейн Остин.
Элиза не была уверена, что он ожидает ее реакции. Но Дарси молчал еще несколько секунд, и тогда она все же решилась.
– Итак, я вся внимание, – сказала художница.
– Спасибо, – кивнул он. – Однако вы не представляете, как трудно начать. Особенно когда не знаешь, с чего именно. К тому же вы наверняка считаете меня сумасшедшим. – Лицо его помрачнело.
– Ради бога, простите за то, что я наговорила прежде! – воскликнула Элиза. А про себя отметила, что не стоит провоцировать его, по крайней мере до тех пор, пока она не выслушает все. – Я так несдержанна на язык! – заметила она. – И боюсь, что тактичность никогда не входила в число моих добродетелей.
Дарси приподнял руку, давая понять, что извиняться больше не стоит.
– Пожалуйста, не надо, – сказал он. – Вы ни в чем не виноваты. Да что там говорить, довольно долго и мне самому казалось, что у меня с головой не все в порядке. Или же…
Тут ход его мысли был прерван. Огромный черный жеребец, на котором он скакал утром, узнал хозяина, подскочил к изгороди, пытаясь просунуть через нее голову, и призывно заржал. Дарси сошел с тропинки, приблизился к изгороди, протянул руку, ласково потрепал жеребца по холке, а потом полез в карман и достал какое-то угощение. Элиза подошла поближе и смотрела, как лошадь благодарно слизывает с его ладони хлебные крошки.
– Прежде чем начать, – сказал Дарси и обернулся к ней, – вам, наверное, надо объяснить, почему моя семья веками разводила на этих благодатных землях породистых лошадей, настоящих чемпионов.
Заметив, что Дарси отвлекся, черный жеребец ревниво покосился на Элизу, вскинул гордую голову и снова звонко заржал, требуя внимания.
– Видела у вас на воротах табличку, – сказала Элиза, осторожно поглядывая на великолепное животное, которое по-прежнему немного пугало ее. – Подумать только, поместье существует… С тысяча семьсот восемьдесят девятого, я не ошиблась? Это невероятно!
Дарси кивнул.
– Да. И мы всегда гордились своим наследием. Покупали и продавали лошадей, в конце тысяча восьмисотых о них уже знали по ту сторону Атлантики. И мой приезд в Англию три года тому назад носил обычный, чисто деловой характер. – Он на секунду замялся. – Вообще-то он оказался довольно необычным… Видите ли, я приехал в Англию с одной целью: посетить аукцион коннозаводчиков, где должны были продавать вот этого жеребца. Чемпиона среди чемпионов. – Он ласково погладил черный бархатистый нос лошади. – Прошу знакомиться. Лорд Нельсон, Элиза Найт.
Дарси взглянул на девушку и улыбнулся. Та не сдержалась и тоже ответила улыбкой.
Теперь они стояли спиной, к изгороди. Дарси явно колебался, не зная, как продолжить рассказ. Воспоминания об аукционе возбуждали его, и одновременно он немного смущался, даже стыдился их. Все дело было в Фейт Харрингтон. В тот давний день блондинка таскалась с ним повсюду, висела на руке, без умолку болтала, изо рта у нее сладковато попахивало шампанским, и всякий раз, когда на электронном табло загорались голубоватые цифры, она визгливым голоском подбадривала и понукала его.
Вопреки сопротивлению Дарси Харв все же сумел настоять на своем. И пришлось отправиться в Англию в компании его сестрицы. Дарси совсем не нравилась эта затея. Она могла только подогреть распространяемые желтой прессой слухи об их предстоящей помолвке; к тому времени об этой блестящей паре в газетах и журналах упоминалось все чаще. Вопреки пылким отрицаниям девушки он порой даже подозревал, что источником этой информации была сама Фейт – воображение у нее было слишком буйное, и она часто выдавала желаемое за действительное. Дарси же вовсе не хотелось служить пищей для этих фантазий. Но, как это часто бывает, он уступил настояниям друга, и Фейт отправилась в Англию вместе с ними.
Отмахнувшись от малоприятных воспоминаний, он продолжил свой рассказ:
– Мне безумно хотелось заполучить этого жеребца. Для улучшения породы на нашем конезаводе. – Он удрученно покачал головой. – Проблема заключалась лишь в одном: смогу ли я позволить себе такую покупку.
В стойле, напротив того места, где остановился Дарси, нетерпеливо перебирал копытами арабский скакун – в третьем или четвертом поколении потомок целой лошадиной династии, принадлежавшей разбогатевшему на нефти шейху с Ближнего Востока. Шанса когда-либо вступить на престол в своей стране у этого молодого человека не было, зато нехватки в средствах не наблюдалось. Красивый принц постепенно превратился во всемирно известного плейбоя и дамского угодника, к тому же обладал непререкаемым авторитетом во всем, что касалось лошадей скаковых пород. В тот день, окруженный целым сонмом белокурых английских актрис и моделей, а также плотной стеной широкоплечих охранников и всякого рода прихлебателей в отлично сшитых костюмах, блистательный богач был единственным серьезным соперником Дарси, могущим перекупить черного жеребца.
Ставки уже перевалили за психологическую отметку в миллион фунтов стерлингов – для Дарси то был абсолютный предел, – как вдруг, благодарение богам, молодой его соперник внезапно потерял интерес к происходящему и вышел из игры.
– В конце концов, – сказал Дарси Элизе, – победа осталась за мной. Но потратил я на этого жеребца гораздо больше, чем планировал. Сразу же после торгов я распорядился перевезти Лорда Нельсона в имение одного моего друга в Гемпшире, милях в пятидесяти от Лондона. Где конь и должен был оставаться до тех пор, пока я не организую его перелет в Штаты.
Дарси помолчал немного, словно рассказ давался ему с трудом.
– В тот вечер, – продолжил он, – мои друзья решили, что такое событие следует отметить. Сам я не любитель бурных вечеринок, всех этих чрезмерных возлияний и того, что обычно за этим следует…
Он снова замолчал. Ему хотелось как можно деликатнее изложить свою историю, опустить детали пьяной вечеринки, что происходила в огромном особняке в эдвардианском стиле – этот дом его друзья Клифтоны снимали на лето. Он также не стал упоминать о том, что закончилось празднование очень поздно, и, когда он поднимался наверх, в спальню, Фейт продолжала висеть у него на руке.
Во время всего этого повествования Элиза не сводила с Дарси пытливого взгляда и по долгим паузам и путаным фразам поняла, что он сглаживает историю, чтобы не смутить ее. Правда, пока что она не понимала, какое все это может иметь отношение к Джейн Остин или ее письмам.
