– Извините, – пробормотал он и снова потянулся за бутылкой шампанского. – Я лишь пытался привести пример, наглядно, так сказать, проиллюстрировать… Во времена Джейн Остин тридцатилетние англичанки считались закоренелыми старыми девами и почти лишались шансов выйти замуж… – Секунду-другую Дарси обдумывал дальнейшие свои слова, затем продолжил тихо: – У нее никогда не было любовников, Элиза. Слишком высок был риск забеременеть, родить незаконного ребенка, бастарда, после чего у женщины оставалась одна дорога – на улицу. От нее отказывались все, и семья, и друзья. Помните Лидию, младшую сестру из романа «Гордость и предубеждение»? Она сбежала с Уикхемом, поверила его обещаниям жениться. А потом он ее бросил, и ей, поверьте, было не до шуток. И сама девушка, и ее семья могли в ту пору погибнуть… из-за такого ее поведения.
Элиза кивнула. Она пыталась представить, на что была похожа тогдашняя жизнь, но как-то не получалось.
– Кажется, я вас поняла, – заметила она после некоторого размышления. – В мире Джейн Остин любовь была поистине большой роскошью. А секс приравнивался к игре с огнем. Но разве наши времена так уж сильно отличаются в этом плане?
– Ну конечно же! – воскликнул Дарси. – В тысяча восемьсот десятом году секс даже в браке грозил нешуточными опасностями. Очень много женщин погибало во время родов. Больше, чем от болезней и несчастных случаев. А уж риск подцепить какое-нибудь венерическое заболевание, даже от мужа, не брезговавшего уличными проститутками… Мужья часто удовлетворяли свои прихоти на стороне.
Элиза брезгливо поморщилась.
– Прелестно!
– Наше общество, конечно, далеко от совершенства, – заметил Дарси, – но я опасался, что, если расскажу Джейн, как разительно наша жизнь отличается от той, двухсотлетней давности, собственный мир покажется ей невыносимым. – Помолчав, он продолжил: – Мне было бы гораздо легче придумать новую, благополучную и более безопасную версию ее мира.
– Но вы этого не сделали, верно? Не стали придумывать благостную версию. – То был скорее не вопрос, а утверждение.
Дарси покачал головой.
– В конце концов, я рассказал ей все. О контроле над рождаемостью, о правах женщин, о женских организациях… Короче, сказал чистую правду.
Элиза взволнованно коснулась его руки.
– Господи боже, зачем же, Фиц? – воскликнула она. И в голосе ее звучало сострадание к давно умершей английской писательнице.
– Потому, что она хотела знать, – тихо ответил он. – Потому, что я не хотел лгать ей, она этого не заслуживала. И еще потому…
Тут он осекся и взглянул на руку Элизы. Медленно опустил на нее свою ладонь и всем телом подался вперед. Их лица почти соприкасались.
– Как и вам, Элиза, ей было тридцать четыре года, – прошептал он. – И хотя Джейн этого не подозревала… жизнь ее подходила к концу. – Тут голос у него дрогнул, и он покачал головой. – Мне хотелось, чтобы она знала: в будущем мир станет лучшим прибежищем для женщин.
– Ну и как она реагировала на все эти ваши откровения?
Элиза с особой остротой чувствовала, как он сжимает ее руку. И сама легонько сжала его пальцы, побуждая продолжить рассказ. Дарси закрыл глаза, наслаждаясь этим прикосновением.
– С учетом того факта, что Джейн считала меня самоуверенным, невыносимо наглым типом, реагировала она самым неожиданным образом, – тихо ответил он.
– Так значит, женщина в вашем обществе и в вашу эпоху может выбирать и отвергать возлюбленных по своему усмотрению, ничуть не опасаясь осуждения?
Джейн завороженно выслушала рассказ Дарси о любви и об устройстве общества в двадцать первом веке. И перебивала лишь изредка, задавая хорошо обдуманные, умные и точные вопросы, на которые он норой даже затруднялся ответить сразу. Как, скажем, на этот последний, касавшийся свободы всех современных женщин.
– Все не так просто, как может показаться на первый взгляд, – осторожно ответил Дарси. – Но в целом – да, это так. У женщины моего времени есть выбор. Потому как по большей части любовные отношения не регламентируются ни церковью, ни государством, ни даже родственниками любящих. – Он улыбнулся. – Право индивида на частную жизнь и свободный выбор в любви и сексе теоретически распространяется также на любой другой вид деятельности, затрагивающий отношения по обоюдному согласию между сознательными взрослыми гражданами, членами общества.
Джейн молча выслушала эту незнакомую ей концепцию общества, населенного мужчинами и женщинами, которым не запрещалось по обоюдному согласию заниматься любовью с кем угодно и как и когда им того захочется.
Воцарилось довольно продолжительное молчание.
– Но как же мораль? – спросила наконец Джейн.
Дарси пожал плечами.
– Пожалуй, мораль в мое время все же существует, – осторожно заметил он. – Бог свидетель, люди достаточно часто рассуждают о морали. Но то, что мы называем моралью, весьма относительно и соответствует лишь стандартам данного конкретного общества. В моем мире это слово чаще используют, говоря о коррумпированных политиках и банкирах, нежели о любви.
Он увидел, как нахмурилась Джейн, и понял, что в ее жестко структурированном обществе с четким классовым делением мораль и сексуальность – взаимоисключающие термины.
– Возьмем, к примеру, судьбу одной из героинь вашего романа, персонажа вымышленного, – сказал он. – Обстоятельства и социальные традиции, господствующие в обществе, заставляют ее выбирать между любовью и состоянием. Так где же, спрашивается, здесь мораль?
– Да, действительно, где? – воскликнула Джейн.
Она подняла на Дарси глаза, улыбнулась. Потом посидела молча еще с минуту, погруженная в свои мысли. И вдруг резко поднялась.
Дарси тоже вскочил, опасаясь, что наговорил много лишнего.
– Надеюсь, я не оскорбил вас своей откровенностью и прямотой? – спросил он.
Все еще улыбаясь, Джейн покачала головой.
– Нет. Вы были чрезвычайно деликатны в выборе слов, сэр. Вот только представить себе описанный вами подвижный и сверкающий мир будущего почти невозможно. Все равно что услышать пересказанный кем-то сон.
На какое-то время она снова умолкла, задумавшись. Из глубины леса потянуло холодным ветерком, зашелестели ветви деревьев, и она прошептала еле слышно:
– Поразительно! Женщина полностью свободна, и телом, и духом!
– Джейн…
Внезапно Дарси охватило неукротимое желание заключить в крепкие объятия эту хрупкую женщину, как-то защитить ее от жестокой реальности сурового мира, от страданий и близкой кончины в век примитивной медицины. От всего того, что ее ждало и о чем он не имел права ей рассказать.
– Мне пора, – сказала Джейн, прервав его мрачные мысли и подняв глаза на клонившуюся к горизонту луну. – Уже очень поздно. И еще я должна подумать над тем, что вы мне здесь рассказали.
Преодолев искушение обнять ее, согреть и утешить, Дарси шагнул к Джейн, взял за руку. Она вздрогнула, а потом застыла, не отрывая взгляда от его руки.
– Позвольте мне проводить вас до дома, – попросил он.
И тут, к полному его изумлению, она привстала на цыпочки и потянулась к нему. И спросила тонким и немного капризным голоском маленькой девочки:
– Разве вы не поцелуете меня на прощание?..
Он поколебался, затем наклонился и легонько поцеловал ее в губы. Джейн отстранилась, заглянула ему в глаза, и впервые за все время Дарси разглядел в ней настоящую женщину.
– Вы всегда вот так целуете леди, которая… – как это там у вас называется? – пришла к вам на свидание?
