– А! Точно! Джога! Я чую! И это… и как дрались, и ману, и ауры… И это… Ну-ка, давай спустимся! Вон туда! Пролезем?
– Пещеры сих тварей просторны, повелитель. Может, ты пока посмотришь, а я пока слетаю поохочусь, повелитель? Ну сколько можно одними поглядками питаться! Я уже забыл, когда мы в последний раз жажду утоляли!
– Только что я пил!
– Да я про вино.
– Вино? Вчера – обычные два кувшина, забыл?
– Так то вчера… И всего два… Молчу, повелитель, покорен воле твоей!
В пещерах было волгло, пустынно и темно – хоть глаз выколи, но Хвак давно уже привык вызывать в себе магическое зрение, вот и сейчас он узрел шевеление… Какой-то комочек, размером в гхора… два комочка… И тихий усталый стрекот… который раньше был писком… Щенки охи-охи! Двое… И как они остались в живых? Хвак словно бы принюхался, вгляделся в обоих – искорки жизни в них тлеют едва-едва!
– Любо-дорого посмотреть, повелитель! Ну где еще среди смертных тварей можно встретить подобную живучесть??? Столько дней без жратвы, на одной мане!.. Только ты напрасно, повелитель, их и жирных-то жрать невозможно, а здесь вообще кожа да кости, гхору на один укус! Брось их, повелитель, уж лучше я тебе другую пищу наколдую, на ней пока продержимся!
– Да не собираюсь я их есть! Ты бы, Джога, лучше бы присоветовал – как в них побольше жизни вдохнуть – умирают ведь!
– Ну и что, что умирают? Вон, там, другие двое щенят этого же выводка – недавно померли, и этим деваться некуда. Повелитель, я тебя не понимаю.
– Тебе и не надо ничего понимать, ты меня слушай. Как их поддержать, чтобы не подохли? Говори быстро! Понимаешь, Джога – жалко мне их, и все тут! У, они еще и скалятся!..
– Ну, если грудью кормить не хочешь – попробуй вот это повторить. Сие заклинание, повелитель, позволит тебе как бы поделиться своею жизненной силой с этими… свою жизнь – в них перелить. Но поскольку в тебе ее целое озеро, а каждому из них нужна всего капелька – ты и не заметишь урона.
Хвак так и сделал. И сразу же оба маленьких охи-охи вновь обрели способность визжать и царапаться, а щенок побольше (мальчик, а вторая была, как понял уже Хвак, рассмотрев обоих на дневном свету, девочка) попробовал даже кусаться. Махонькие – оба на одной ладони умещаются! Ради такого случая Хвак позволил Джоге пошарить магией по окрестностям, тот не сплоховал и сумел отыскать случайного нетопыря, приманить его поближе… Делать нечего: спас – теперь выхаживай! Хвак пальцами надрал из жилистой тушки мясных волоконец, но малышам эта пища была еще не под силу… Пришлось нажевывать мясную кашицу и кормить ею. Такая тухлятина! Зато дело сразу пошло: урчат, глотают!.. И все равно царапаются!..
– Может, им хлебца еще нажевать, а, Джога?
– Можно. Только нет у нас хлеба, все подчистую съедено.
– А, верно. Жаль. Ну, и что мне теперь с ними делать?
– Выкинь обратно в нору, повелитель, пусть подохнут, как говорится, у родного очага. Покормил? Сущностью поделился, пузики почесал, милосердием потешился? Молодец, добрая душа. А теперь выбрось их, повелитель, или раздави из жалости, и дальше пойдем. Ох уж эти людишки, ничего без подсказки делать не умеют!
– Нет, Джога, это не пойдет. Спутников, да еще таких, мне на горб не надобно, однако и бросить я их не могу. Не по-людски это. Эх, а ведь и людям тоже не отдать – задавят сразу!
– Задавят, безусловно. Люди-то – они такие: непременно задавят, коли несъедобно. А так бы – зарезали.
Как ни торопил демон своего повелителя, как ни взывал к его разуму и желудку – все было бесполезно: Хвак твердо решил оставаться на месте, среди мертвого городища, пока не придумает чего-то такого… Чтобы не бросать маленьких.
– Они ведь живые, Джога, и беспомощные. Здесь маны полно, они ею дышат. А в другом месте уже бы умерли. Придумай что-нибудь?
И Джога в конце концов придумал, так и не будучи в силах понять придурей своего повелителя.
– Вот заклинание, повелитель. Оно несколько сходно с теми, которые позволяют людям хранить родовые обереги.
– Как это?
– Не важно, сей обычай в ходу лишь у знатных сударей, в то время как ты у нас – обыкновенный сиволапый мужлан. Короче говоря, суть действия заклинания проста предельно: ты его произносишь и как бы помещаешь обоих этих тварюшек в глубину своего сердца. Жрецы таким способом родовые обереги закладывают на хранение младенцам. На самом деле, конечно же, в сердце твоем будут храниться не то чтобы их тельца, но лишь сущности, в то время как их кости, кожица, глаза и зубки растворятся в твоем теле. А потом, когда тебе это надоест, или когда ты придумаешь иное – ты, с помощью этого же заклинания, вынешь из себя этих двоих – они будут те же, что и в миг погружения – и продолжишь то желаемое, что в тебе возникнет.
– А они мешаться не будут?
– Нет, конечно, даже и не почувствуешь.
– Годится. Эй, вы двое! Готовьтесь! Прыгнете в меня, а потом я вас выпущу… когда случай придет.
Сначала Хвак помнил о двух маленьких охи-охи, что поселились в сердце его, но подходящий случай все не приходил и не приходил, и Хвак постепенно забыл… вернее, не забыл, конечно же, просто перестал о них вспоминать и примериваться к удобству обстоятельств… Успеется… когда-нибудь после.
Был случай, когда Хвак готов был достать из себя щенков и отдать их в хорошие руки… да тоже как-то не сложилось… Так уж совпало, что однажды, на бесконечных просторах имперских дорог, повстречались они – Хвак и отшельник Снег, в далеком прошлом величайший из воинов имперских, рыцарь Санги Бо, по прозвищу Ночной Пожар, которого Хвак почитал, как своего спасителя и даже наставника…
– Даже и не спорь, почтенный Снег! Даже и ни-ни! А кто меня научил таким ловким ударам? Ты научил. Руны первые – кто показал? Ты показал. И кабы не ты – я бы ни за что не додумался этого моего насельника в воду макать! Это теперь он смирный, а тогда – ох, как надо мной глумился, так уж меня терзал!..
– Не преувеличивай, повелитель. Скорее наоборот: истязать и донимать всяческими глупостями несчастных безответных демонов, верных твоих слуг – здесь ты у нас непревзойденный мастер. И голодом морить горазд! И жаждою!
– О… Слышь, Снег? Это он опять со мною спорит, дескать, это я его мучаю, а не он меня!
– Не слышу, но верю. И рад твоей над ним победе. Еще отварчику?
– Пожалуй. Заборист он у тебя! Эх… Знаешь, Снег, я вот все ходил, ходил, бродил, бродил, а… нет, нет – да и вспомню тебя: вот кто, мол, прояснит мне мудростью своею – что за перышко такое?.. Тоже не знаешь… Точно не знаешь?.. Эх… а я так надеялся…
Снег только разводил руками, но внимательно слушал исповедальные россказни своего невероятного собеседника, а тот расчувствовался и немедленно раскрыл всю душу, с доверием и без робости, впервые за множество лет. Потом, с дозволения Хвака, мудрец и отшельник Снег, изнывая от величайшего любопытства, рассматривал секиру всеми ему доступными средствами, вплоть до высшего магического зрения, но прикоснуться рукою побоялся…
– Почти наверняка убьет, – объяснил он Хваку свою нерешительность. Потом, все-таки, собрался с силами и очень, очень осторожно, предельно бережно, по сориночке, по песчиночке, подобрался своею сущностью к сущности секиры… – Непременно бы убила! Мощь в ней просто невероятная! Вот если бы ты не сказал мне про нее – она могла бы некоторое время притворяться обычным куском наточенного железа, даже в руку лечь, а поскольку ты мне ее приоткрыл – шутить уж не станет! И еще. Ты хоть знаешь, что на тебе всякие разные проклятья висят, и смертные, и иные, довольно поганых свойств? Общим числом двадцать восемь? Впору со счету сбиться!
– Н-н… Джога что-то такое говорил, но я не очень…
– И есть весьма грозные. Весьма и весьма! А ты их даже не чувствуешь! Сие зело прелюбопытно. Не видывал я такого, не слыхивал о подобном и не читал.
