Вандеи, и который по сути своей есть не что иное, как трансформатор, питающийся энергией со знаком «плюс» и со знаком «минус», что, в свою очередь, легко объясняет существование человечества. Каждый человек — это просто ловко созданный инопланетянами биоробот, безупречный с точки зрения механики биоскафандр с заключенной в нем, как микрочип, частицей космического Разума, которую мы называем Душой. В результате чего все мы являемся источниками питания, батарейками, вырабатывающими, как и любые другие батарейки, два вида энергии — Духа и Плоти, Плюс и Минус.
Бог и Дьявол.
Рай и Ад.
День и Ночь.
Земля и Небо.
Добро и Зло.
Что там еще?
Ну хорошо, пусть будет Инь и Ян.
Наверное, весь смысл в том, что биороботы должны любить и ненавидеть, убивать и дружить, творить и разрушать и вся эта энергия Плоти и Духа, как по межгалактической антенне, струится по вставшему хую, проходя через стабилизатор-женщину, или считающему себя таковой, и, обратясь в Силу, уносится в космос, чтобы двигать лопасти «черной дыры». Женщина всегда чувствует это гораздо сильнее, чем мужчина. С самого рождения. Чего хочет женщина, того хочет Бог. И Дьявол. Женщина — кнопка, на которую нажимает Бог, когда ему что-то нужно от мужчины.
И Дьявол.
Чем больше Бога — тем больше Дьявола.
Чем меньше Дьявола — тем меньше Бога.
Плачущий Дьявол, смеющийся Бог. Прямо заходящийся от смеха.
Овидий, оцени метаморфозу!
Святые и злодеи делают одно дело, даже не подозревая об этом, ибо иначе деяния их потеряли бы всякий смысл. Все дело в знаке. Выберите ваш знак.
«А пятьдесят на пятьдесят можно?» — «Можно. Поздравляю вас, вы — Никто».
Мы еще этого не знаем, но вся Вселенная полна такими же придурками, как и мы.
Но неужели все так просто?
А почему все должно быть сложно? Жизнь во сто крат проще, чем она есть. Иначе смысла вообще никакого нет.
Таким образом, мы ставим все точки над i и даем ответы на все интересующие нас вопросы, кроме одного: «А уместятся ли на кончике моего хуя Бог и Дьявол?»
Боюсь, что да… Боюсь, что да…
Я закончил.
Слава Богу! Выпить. Скорее выпить! Я хватаю рюмку и жадно швыряю водку в рот. Передо мною стоит полная чашка свежезаваренного Верой чая. Это то, что нужно. Быстро, чтобы не почувствовать водочного духа, запиваю чаем. Крюгер, не дожидаясь приглашения, следует моему примеру. Вера, не дождавшись приглашения, смущенно выпивает. Я спел. Контрастный душ для утомленной души.
Приличествующее моменту молчание.
— Вот такая жалостливая песня, — с долей профессиональной самоиронии говорю я.
Молчание.
Я сижу, наслаждаясь тишиной.
— Спасибо, Андрюша, — говорит наконец Вера.
С невыразимым чувством, словно я был велик. Словно я был велик в этой песне, которую я ненавижу. Терпеть не могу. Я смотрю на Крюгера. Крюгер, честно морщась, запивает чаем.
— Это явно какая-то метафора. Что ты имел в виду?
— Ну-у, — привычно растягивая слова, как на концерте, когда надо убить побольше времени, отвечаю я, — эта песня об одиночестве. О том, что невозможно найти любовь, которая удовлетворит тебя полностью… Может быть, о том, что всякая любовь когда-нибудь уплывает, как эти пурпурные розы в ручье.
Но не слишком ли я серьезен?
Крюгер, задумчиво подперев щеку, смотрит на гитару. Серо-голубые немецкие глаза Крюгера. Так фашисты слушали Вагнера. Он понимает и чувствует. Ему кажется, что эта песня о его любви, которая уплыла от него пурпурной розой и теперь ходит с фингалами. Пускай, мне по хую. Хотя песня совсем не об этом.
Скорбный взгляд Крюгера.
Я опять попал в точку. Господи, что мне делать? — Андрюша, спой еще что-нибудь, — говорит Вера с таким напором, словно от этого зависит вся ее дальнейшая жизнь. Я и сам знаю, что петь придется еще. Я уже готов к этому. Все мое несчастное, изодранное в клочья вчерашним концертом существо готово к новому испытанию. Профессиональные нагрузки, как у космонавтов. Не хочешь, но можешь. Иначе в тебе нет никакого смысла. Работай или хотя бы делай вид. Твоя жизнь — это твое гребаное пение.
Бог и Дьявол в твоем лице.
Когда ты больше не сможешь, не важно кто, Бог или Дьявол, помогут тебе. Всегда так бывает. О'кей!
— Вера, а какие песни тебе еще понравились?
Искренне смотрю прямо в глаза.
Нет, мне просто интересно!
Крюгер смотрит на Веру. Вера сидит, думает. Молчание.
— Крюгер, — восклицаю я, — налей еще!
Крюгер с готовностью кивает и наливает.
У меня есть время и самому вспомнить какую-нибудь песню. При всем обилии песен я часто не могу вспомнить ни одной достойной для застолья. Одни кажутся слишком длинными, лень их петь, другие нудными, а третьи петь просто противно, до того обрыдли. Наступает ступор. Тогда на помощь приходят слушатели.
Вера молчит, думает.
Крюгер разливает.
— Ой! — радостно вскрикивает Вера. — У тебя еще такая песня есть, философская. Что-то про Библию. Слова там про крест и Голгофу.
Есть такая песня. Как же нам, бардам, обойтись без Голгофы? У всех есть своя голгофа. Обязательно должна быть. У Сахарова была, у Венички Ерофеева, даже у Филиппа Киркорова, наверное, есть, хотя хрен его знает, есть и у меня тоже. Раскрученный библейский брэнд.
«Ювелирный салон „Голгофа“: найди свой крест!»
Всю Библию можно растащить на лейблы и слоганы. «Жидкое мыло „Понтий Пилат“». «Презервативы „Блудный сын“: вернись здоровым!» Я так и делаю. Вырываю строку из контекста, ловко ею жонглирую и вставляю в песню. Обрамляю, как скрижалями, своими недостойными стихами. Текст в таком виде обретает законченность рубаи и гораздо большую глубину, нежели в самой Библии, где все как-то туманно и скучновато, как в викторианском Лондоне. Хотя, если читать ее с точки зрения биоробота, для которого она, собственно, и была написана, а не венца творения, кем большинство с величавым простодушием себя считает, в Библии не останется никаких тайн. Все встает на свои места. Прочитав Новый Завет, даже испытываешь некоторое разочарование, как если бы ознакомился с нехитрой биографией рабочего Сидорова. Родился — работал — умер. Ясно сказано: вас, ребята, создали, так ебитесь и не выебывайтесь, а то вам наступит пиздец. А всякие страсти-мордасти оставьте святым и злодеям, они все равно ни на что не способны, кроме как творить добро и зло. То есть, сублимируя таким образом половую энергию, поддерживать паритет. Это уже не батарейки, это мощные аккумуляторы. Впрочем, остались еще кретины, которые полагают, что прав был этот шут гороховый Дарвин, уверявший, что все живое на этой планете произошло от какой-то сраной молекулы. Уму непостижимо! Старик Фрейд подошел близко, очень близко, но так ничего и не понял, запутавшись в сознательном и бессознательном, как паук в собственной паутине. Чувак сделал себе имя и стал пророком многомиллионной армии последователей, со всем бесстыдством
