зарабатывали ночным извозом на откупное мздоимным московским милиционерам… Не знаю — так или не так живут в Москве нелегалы молдаване, но то, что после обретения взыскуемой независимости они стали самым неприхотливым народом Европы, — точно. Они берут на треть ниже принятой стоимости и готовы везти в любую московскую пердь, если хотя бы приблизительно знают, где она находится. За рулем они молчаливы и задумчивы, а о чем думает молдаванин — один Господь знает. Однажды они все вот так же крепко задумались у себя в Молдове, думали-думали, да и выбрали в президенты русского коммуниста Воронина. Прямо скажем — довольно странное решение, особенно после стольких лет неутихающих страстей по поводу своего древнеримского прошлого; восторгов, связанных с созданием на зависть всей Европы Поташа Маге, вековой тщетной мечты неизвестных молдавских мыслителей и просвещенных румынских бояр; размахивания триколором на площадях, неизменно кончавшегося массовой зажигательной пляской под искрометные звуки жока; просранной войны с Приднестровьем и, как следствие всего этого, sic transit Gloria mundi. Я так и не понял, на хуй им нужна была эта независимость?.. Впрочем, я даже знавал одного молдаванина, который гордился тем, что он молдаванин.
Когда я узнаю по акценту молдаванина, я разговариваю властно и спесиво, закуриваю без разрешения, но в пути понимающе молчу, чтобы не отвлекать человека от тяжелых дум.
Переплюнуть молдаван по части дешевизны и непуганности при упоминании места назначения способны только среднеазиаты. Они вежливы и словоохотливы — правда, из того, что они говорят, я половину не понимаю и еду кивая. Они охотно соглашаются везти за полцены хоть к черту на кулички, но есть одна проблема, которая делает всю приятность общения с ними совершенно бесполезной, — они никогда никуда не знают дороги и просят, чтобы им показывали каждый поворот. Я сам никогда не знаю дороги, и, видя мое разочарованное лицо после бесплодных попыток поймать машину в три часа ночи где- нибудь в ужасных выхинско-люберецких дебрях с благим намерением добраться наконец до дома, они искренне огорчаются и сочувствуют, цокая языками.
С кавказцами тоже можно договориться, хотя сделать это гораздо сложнее, чем с молдаванами и узбеками. Чтобы отличить грузина от армянина, а армянина — от азербайджанца, не нужно заканчивать факультет антропологии или быть профессиональным расистом вроде доктора Эйхмана, просто следует запомнить несколько отличительных признаков. Армяне, например, имеют круглые лица, большие, иногда вытаращенные, глаза и брови идеальной полукруглой формы, как у античных масок; кроме того, если армянин большой и толстый, то он всегда чем-то похож на академика Аганбегяна, а если тщедушный — на Шарля Азнавура. Кожа у них темнее, чем у грузин, но светлее, чем у азербайджанцев. Армяне — второй по талантливости и гениальности народ на Земле после евреев, так же как и евреи, мучимый всеми кем ни попадя на протяжении веков, но это и неудивительно — и у тех, и у других совершенно несносные характеры. Однако не все они, конечно, Арамы Хачатуряны и Армены Джигарханяны — древняя земля Армении рождает немало и мошенников всех мастей. Грузина легко можно узнать по сплющенному затылку (природу возникновения данного явления мне не удалось выяснить до сих пор), как правило, лысому, потому что грузины лысеют раньше и чаще других народов Закавказья (зашкаливающее количество мужских гормонов). Носы у них не такие орлиные, как у соседей, они скорее греческие, с аристократическими горбинками, отчего я считаю, что грузины — самый красивый народ в Евразии, как югославы — в Европе, и волосы у них в отличие от армян и азербайджанцев часто бывают светлые. Еще не родился на свет тот грузин, который не упомянул бы в пустячном разговоре о том, что всякий настоящий грузин обязательно должен быть рыжеволос и голубоглаз и изначально все грузины были именно таковыми, но в связи с постоянными набегами недоразвитых воинственных брюнетов — сначала персов и арабов, а потом турок — нация значительно потемнела. Впрочем, один мой знакомый турок, имеющий отношение к театральным кругам Анкары, с горечью уверял меня, что турки-сельджуки на заре веков тоже все были сплошь голубоглазые блондины или по крайней мере рыжие, как обожаемый всяким турком Ататюрк, но обилие завоеванных арабов сделало свое черное дело. Может быть, именно поэтому турки терпеть не могут арабов, хотя при этом весьма дружелюбно относятся к евреям, которые, в свою очередь, тоже утверждают, что во времена Ветхого Завета иудеи были рыжими и голубоглазыми, а сам Моисей — так прямо златокудрым красавцем вроде бога Тора, но впоследствии филистимляне, римляне и все те же вездесущие арабы основательно испортили им кровь. То же самое я слышат от татар, которые, оказывается, вовсе никакие не татары, а булгары — рыжие и голубоглазые, от осетин, памирских таджиков, персов, пуштунов и даже, как это ни странно, от индусов. Пожалуй, одни негры гордятся тем, что они черные, но что им, бедолагам, еще остается… Мир оказался просто переполнен тайными арийцами, но эти светлые воспоминания наводят меня на подозрение, что все человечество произошло от орангутангов. Что касается азербайджанцев, являющихся теми же турками, то это именно для их идентификации было придумано емкое, но оскорбляющее человеческое достоинство определение «лицо кавказской национальности». Азербайджанец — воплощение Кавказа и всех турецких завоеваний Малой Азии. Он смугл, щетинист и настолько типично восточен, что практически неотличим от дагестанца, черкеса, чеченца, курда, ассирийца, араба, друза, иранца, албанца, ливанца и даже, отчасти, грека.
Когда я выпимши, а дорога долгая, я люблю поболтать с водилой о том о сем. С русскими пиздить неинтересно, потому что они либо всю дорогу матерятся на проезжающие мимо машины, на баб, на черных и на московские власти, либо оказываются малахольными болельщиками «Спартака», негодующими на очередное несправедливое судейство, на которое мне насрать, так же как и на «Спартак», на весь мировой спорт и даже (страшно подумать!) на самого Михаэля Шумахера… Мне нравится общаться с кавказцами, потому что они искренне страстны в речах и быстро заводятся. С армянами я восторженно говорю о величии армянского народа, об Эчмиадзине, в котором я якобы побывал и навсегда остался потрясенным, о Давиде Сасунском, восхищаюсь армянским коньяком и горой Арарат, отчетливо видимой на этикетке этого коньяка, и мужеством, проявленным в войне с турками (армяне злобно называют азербайджанцев турками) за Нагорный Карабах. У грузина я сначала заинтересованно осведомляюсь, кто он — сакартвел, сван, мегрел, имеретинец, гуриец или кахетинец, и если выясняется, что он мегрел, я радостно смеюсь и вру, что моя бабушка тоже была мегрелкой из рода Дадиани, слышали, мол, про такую княжескую фамилию? А у вас, спрашиваю я, какая фамилия? Услышав его фамилию, я изумленно всплескиваю руками и говорю, что ведь это тоже старинный княжеский род и что Дадиани породнились с ним в восемнадцатом веке через великого Важу Прцхелаву (или кого-то с таким же благозвучным именем).
Грузин тогда начинает рдеть от удовольствия, приосанивается, и голос его обретает нотки солидности, ибо каждый грузин уверен в том, что он из княжеского рода. С сакартвелами, сванами, гурийцами и кахетинцами происходит та же история, только меняются фамилии, причем легче всего с сакартвелами, потому что все они «дзе» или «швили». Потом я деловито, как князь у князя, спрашиваю: «Ну, как там у нас в Грузии?» — и больше уже можно ничего не говорить, потому что грузин моментально взрывается и принимается ругать Шеварднадзе, российских таможенников, московских ментов, осетин, чеченцев, засевших в Панкийском ущелье, и абхазцев, отхвативших у Грузии все побережье.
Чеченцев я, как всякий нормальный русский человек, не отягощенный комплексами правозащитника, с удовольствием браню вместе с ним, а вот про осетин и абхазцев худых слов не говорю, потому что они все- таки настроены пророссийски, а импульсивные грузины, став наконец свободными, умудрились превратить самую богатую, развеселую и похуистичнейшую республику Советского Союза в нищенское подобие банановой республики типа Гватемалы пятидесятых годов, прибежище международных жуликов, и еще имеют наглость наезжать на Россию, без помощи которой все они были бы сейчас не «дзе» и «швили», а «оглы» и стали бы азербайджанцами.
Азербайджанцы же, на удивление, самые спокойные и меланхоличные люди Закавказья. Это происходит, может быть, потому, что они мусульмане и «На все воля Аллаха!» является для них утешительным слоганом на все случаи жизни, хотя к своему мусульманству азербайджанцы относятся так же, как и турки, то есть вспоминают о нем только по большим праздникам. С азербайджанцами бессмысленно говорить о величии их нации, древней культуре, предках-блондинах и прочем, потому что они относятся к этому совершенно равнодушно, иногда даже с некоторым испугом, и решительно не знают, как поддерживать такой разговор.
Это философское равнодушие к истокам выгодно отличает их от представителей других народов, во времена оно спустившихся с Гималаев, чуть ли не из самой Шамбалы, рыжеволосыми блондинами на горе себе и на радость арабам… Азербайджанец аполитичен, его, как всякого гипервосточного человека, больше всего интересует коммерция и бабы, и в этом смысле обретенная независимость Азербайджана для него
