правда, без зеленой, хотя я отчетливо запомнил зеленый цвет, и не на черном фоне Космоса, а на светлой стене. Я был потрясен… Я даже испугался. Прочитав подпись под фотографией, я узнал, что это «всевидящие глаза Будды на ступе Бодхнат, одной из самых больших и почитаемых ступ в буддистском мире. Она расположена в пяти километрах от Катманду (Катманду — это где? —
Поздравьте меня, господа!.. Оказывается, уже несколько веков, если не тысячелетий, сотни монахов в живописных красных облачениях, а вместе с ними сотни тысяч, миллионы местных жителей, зевак, паломников и скучающих туристов, без всяких проблем каждый день и каждый вечер пялятся на самое сокровенное и удивительное, что мне довелось увидеть когда-либо… А я-то наивная душа! Вот тебе и божественное предназначение!..
Пиццу — всем!
Мне словно плюнули в душу, мне стало так горько, как будто тайна всей моей жизни, свято оберегаемая от всего мира, вдруг оказалась растиражированной на рождественских открытках; Филипп Киркоров уже ставит на ее основе мюзикл с Галкиным в главной роли, а Никита Михалков приступает к съемкам картины по ее мотивам с целью все-таки завоевать заносчивый Голливуд, о чем всегда втайне мечтая…
Я не обратился в результате этого в буддизм и остался православным, просто лишний раз убедившись в том, что Бог — един, но вообще так ничего и не понял в происшедшем со мной, кроме того, что единственный доступный для меня смысл всего этого заключается в смирении, и я смирился.
И, смирившись, я сформулировал для себя успокоительную мудрость, звучащую очень по-даосски: «Смерть — вот гость, которого никогда не ждут, но который всегда приходит вовремя».
И еще я сказал себе: «Отныне, Андрей Степанов, если это согреет тебе душу, у тебя будет девиз, и девиз этот будет такой: „Жизнь — дело воображения“».
— …Андрей!
— А!.. Что?..
— Андрей, ты что, заснул?
— Я?.. Нет-нет… Нет, я не сплю… А что случилось?
— Я у тебя спрашиваю — до какого часа там длится концерт?
— Концерт? А, у Алферова…
— Я у тебя спрашиваю, а ты не отвечаешь. Я подумала — ты заснул…
— Нет-нет… Я просто крепко задумался… Так, вспомнилось кое-что… У Алферова? Ну, я думаю, часов до одиннадцати. Да, обычно в одиннадцать они всех выгоняют. А кстати, сколько сейчас времени?
— Без пятнадцати.
— Восемь?
— Восемь… Ты извини, я, кажется, все-таки тебя разбудила…
— Нет-нет, я правда не спал. Воспоминания нахлынули… А где мы сейчас едем?
— Я не знаю… Кажется, где-то в центре…
— Тверская. Одни сплошные пробки, — хмуро говорит водила.
— Да-а-а… — понимающе тяну я и вглядываюсь в окно, заросшее каплями.
Что-то такое, действительно похожее на Тверскую… Из-за мокрого стекла ничего толком не разберешь. Все залито оранжевым светом. Разноцветные всполохи реклам. Слякотный шорох мокрого асфальта… У меня появляется ощущение, будто я вот так всю жизнь еду в машине на какой-то концерт, и на улице всегда одна и та же дерьмовая погода.
Господи, ну зачем я здесь?!
Ладно, ладно, надо расслабиться… Значит, так тому и быть. Пускай. Вот только ужасно хочется курить. Я злобно смотрю на спину водителя и думаю: «Чтоб тебя черти взяли, олух царя небесного! Чтоб тебя в аду до скончания веков обкуривали Фидель Кастро вместе с Черчиллем самым вонючим „Партагасом“, который только есть на свете, прямо в нос дули…»
До чего же некомфортно в этом мире, господа!
Я обнимаю Веру за плечи одной рукой, другой сжимаю ее прохладную ладонь и смотрю в окно. Точно, Тверская.
Пушкинская площадь.
Памятник Александру Сергеевичу, на котором следует написать: «Пушкину — благодарные голуби». Они любят отсиживаться на головах бронзовых русских гениев, там им безопасно.
Голуби в России пугливые, их здесь ловят и жрут, и поэтому все они мечтают эмигрировать на площадь Святого Марка в Венецию.
Банальное место встреч искренних влюбленных и раскрученная площадка для перфомансов оторвы Новодворской с примкнувшим к ней Боровым. Вот, прости Господи, людям делать нечего!..
Меня охватывает раздражение от того, что нельзя курить и надо будет петь. Я сердито смотрю в окно.
Пропитанные влагой толпы вливаются в метро.
Всегда обиженный народ-победитель… Обманутый всеми. Большевиками, реформаторами, олигархами, кавказцами, работодателями, евреями, телевизором, родителями, детьми, Западом и Востоком. Всеми, кому не лень. Который обманываться рад. Всегда готов обмануть. Согласен работать не как глупые китайцы, а мало и плохо, и получать за это большие бабки.
Ave populus!
Мой великий, несчастный, храбрый, талантливый, спившийся, бестолковый, страшный, гордый народ!.. Уставший от себя. От своего нищего голодного величия. Уже не знающий, что с ним делать. Всегда готовый убивать и быть убитым. Раньше — просто так, за идею, или потому что совестно было, если других убьют, а тебя — нет, как-то не по-людски, а теперь конкретно — за деньги. Стариков, сирот, инвалидов, алкоголиков, целые семьи — за квартиру. Друзей, супругов, родных, благодетелей — за бизнес. Соседей, женщин, детей, случайных знакомых, кого ни попадя — от скуки, оттого, что хуй встал не вовремя, по пьянке, потому что кушать захотелось или просто что-то померещилось… Даже не сняв креста. Потом бегут в церковь отмаливать грехи, жертвуют на новый алтарь, щедро одаривают нищих, попу дарят новый «мерс», чтобы не забывал в молитвах — а вдруг Бог и правда есть? Вдруг он и правда все видит?..
Хорошая штука — православие!..
Некоторые, выпив водки, плачут по покойным горючими русскими слезами, но недолго, потому что всегда бес попутал, да и жить как-то надо!..
Все страшно хотят жить хорошо. Аж жуть берет — как.
А через год, глядишь, и сам в бесстрастном «Дорожном патруле» валяется в луже крови рядом со своим джипом, с неузнаваемым от контрольного выстрела лицом, в спущенных ментами штанах, и скучающий оперуполномоченный говорит в микрофон, пожимая плечами, что, мол, скорее всего — криминальная разборка, а сам думает: «Как вы все, козлы, меня достали… Скорее бы, что ли, перестреляли друг друга».
И в качестве следа на Земле остается только ошеломляющее количество усвоенной за годы жизни пищи, которой хватило бы на сто лет существования целому африканскому племени, гигантская куча говна, достаточная для унавоживания доброй половины всех рисовых полей Индокитая, и огромная сумма денег, на которую можно было на всю жизнь осчастливить воспитанников целого детского дома, проигранная в казино, потраченная на всякую хуйню и заплаченная шлюхам всех национальностей.
Впрочем, памятники на могилках ставят.
А я до перестройки думал, что мы и правда какие-то особенные, всех духовней и добрее, всех румяней и белее…
— А кто еще на концерте будет?
— Я точно не помню… — отвечаю я и начинаю вспоминать. — Сам Алферов, конечно, споет что- нибудь — куда же без него? Левитанский Борька, он мне звонил, Смирнова должна быть…
— Не люблю ее, — фыркает Вера, — вечно лезет со своими песнями куда не просят… В прошлом году
