— Русские вам испортили характер. Вы хотите получать деньги и не хотите работать!
— Пошли вы к черту, Робби, с вашими проповедями. Если хотите знать, я уже прощупал кое-кого из посольства. Они вряд ли согласятся. Вдруг осечка, понимаете! А престиж государства дороже любого военного секрета.
— Значит, надо попытаться обойтись без дипломатов. Отправим багаж с тем, кто не вызывает подозрений и чье общественное положение освобождает от таможенных формальностей.
— А такой есть?
— Мистер Паттерсон. Миллионер Паттерсон. Гость нашего посольства, точнее, личный гость мистера Уинслоу. Формально он обычный турист. Но с ним не могут не считаться. Советские таможенники, вы сами говорили, деликатные люди. Надо надеяться, Паттерсона они не потревожат.
— А вы полагаете — он согласится?
— Как попросить!
— Потом неизвестно, сколько времени он здесь еще проболтается.
— А мы попросим поторопиться.
— Так он и поторопится!
— Поторопят. Это в наших возможностях. Можете мне поверить, поторопят…
— А что я ему скажу?
— Скажете, что нужно срочно отправить ценный архив. Ценные документы. Которые только ему и можно доверить…
— Нет, Робби, старик все равно не возьмет чемодан.
— Припугните.
— А вы слышали, до чего он упрям?
— Сошлитесь на Нобла.
— А он плюет на Нобла. У него хватает денег, чтобы плевать.
— Пригрозите ему политическими неприятностями.
— Это его не испугает. Деньги, Робби, деньги. Я говорю, у него хватает денег.
— Все-таки попробуйте.
— Попробую.
— А послезавтра встретимся. Я не могу больше ждать.
— Боитесь своей девицы?
— А что вы думаете!
Они ехали и разговаривали. Джергер, пригнувшись к переднему сиденью, и Харбери, не оборачиваясь, обменивались короткими репликами. Они понимали друг друга с полуслова.
— Значит, в среду, на Можайском шоссе, у Баковки…
Сотни машин проносились мимо, но Джергер не смотрел по сторонам, безопаснее было не выглядывать из-за занавесок.
У Белорусского вокзала Харбери обогнул площадь и въехал под мост.
— Давайте, Робби…
На одно мгновенье он остановил машину прямо против входа в метро и даже не обернулся, а когда машина пошла дальше, Харбери был в ней один.
Ему не очень-то хотелось идти к Паттерсону, хотя они и знали уже друг друга. Но не идти было нельзя.
Он был неплохим бизнесменом, Герберт Ф.Паттерсон, он даже человеком был неплохим, не слишком жестоким, не слишком жадным, не слишком завистливым, но к нему привалило много денег и его потянуло в политику. Вернее, в политику потянуло миссис Паттерсон, а мистер Паттерсон просто не осмеливался ей возражать.
Полмира мылось мылом “Командор” и пользовалось стиральным порошком “Майское утро”. Стиральный порошок и сделал Паттерсона миллионером. Во многих городах Запада дымили его фабрики, производившие “Майское утро”. Герберт Ф.Паттерсон не отличался гибким умом, но у него имелся отличный текущий счет, и этого было достаточно, для того чтобы пытаться “делать политику”.
Харбери отправился в посольство и перехватил старика в холле.
Паттерсон выглядел весьма импозантно. В золотом пенсне, с подстриженными седыми усами, он смотрел на собеседника торжественно и сурово. Тот, кто впервые разговаривал с ним, чувствовал себя совершенно подавленным его величием.
Харбери решительно преградил дорогу миллионеру.
— Добрый день, мистер Паттерсон!
— О да, — сказал тот. — Но я не даю сегодня интервью…
— Мне не нужно интервью. У меня к вам просьба, мистер Паттерсон.
Старик благосклонно кивнул.
— Говорите…
— Я слышал, вы уезжаете?
Опять величественный кивок.
— Да, уезжаю.
— У меня скопилось большое количество весьма важных документов, — объяснил Харбери. — Я бы хотел, чтобы вы захватили их с собой.
— В Сочи? — удивился Паттерсон. — Но что я там буду с ними делать?
— Почему в Сочи? — удивился в свою очередь Харбери. — Разве вы едете не домой?
— Я еду в Сочи, дорогой Харбери, — пояснил Паттерсон. — Официально — я хочу отдохнуть на советском курорте. На самом деле это маневр. По моим сведениям, там сейчас находится высокопоставленный советский деятель, и я надеюсь встретиться с ним на неофициальной почве. Это способствует сближению.
Харбери недоумевающе взглянул на него. О каком сближении толкует этот старый идиот? Совсем выжил из ума! Жаль, нельзя включить магнитофон. Послушал бы его Нобл!
— О каком сближении вы говорите, мистер Паттерсон? — почтительно осведомился Харбери.
— Генералы связаны с военной промышленностью и заинтересованы в обострении отношений между государствами, — продолжал Паттерсон. — А я мыловар, и чем на земле спокойнее, тем чаще моются люди.
“Ах вот почему, проклятый мыловар, тебя несет в Сочи, — подумал Харбери. — Тебе нужно торговать своим мылом, а мне до зарезу необходимо перевезти через границу шестьдесят килограммов живого веса! И сперва ты поедешь куда надо, а потом можешь лететь хоть на Луну!”
— Мне кажется, вам лучше вернуться домой, — промолвил Харбери с подчеркнутой вежливостью. — Заодно вы захватили бы мои бумаги.
— Нет, мой друг, — твердо заявил Паттерсон. — Я еду в Сочи, а бумаги вы можете переслать с кем- нибудь другим…
— Но это очень важно, — внушительно сказал Харбери. — Мои начальники ждут эти бумаги сейчас.
— Я знаю, что это за бумаги, — уже сердясь, откликнулся Паттерсон. — Вы все здесь чересчур увлекаетесь фотографией. Мосты, вокзалы, а заодно и очереди в кино, которые выдаются за очереди у булочных.
Харбери решил выложить главный козырь.
— Но это личная просьба мистера Нобла, — холодно сказал он вполголоса. — Мистер Нобл лично просит вас…
— А мне плевать на мистера Нобла, — грубо отпарировал Паттерсон. — Я не хочу ввязываться в его дела. Слава богу, у меня еще есть несколько центов на кусок мыла!
Харбери заранее знал, что из разговора с Паттерсоном ничего не получится. Он предупреждал Джергера. Он сделал все, чтобы уломать старика. Но осел остается ослом, сколько его ни понукай!
Он так и сказал Джергеру, встретив его на Можайском шоссе.
— Срочно посылайте шифровку Донновену, — распорядился Джергер. — А Донновен свяжется с Ноб-лом…
