Грозный. Порой казалось, что я родился в этой республике. И с детства ничего кроме войны не видел. И была у меня только одна забота все это время — выжить.
Вот так мимолетная встреча с контрразведкой ломает людям жизнь.
На следующий день мы с Шаховым решили вернуться в Моздок. Пора передавать материал в газету. Самый быстрый способ попасть к телефону — это сесть на вертолет. Благо они сновали тут десятками. И почти все по маршруту Моздок — Северный.
Каждый день на военный аэродром прибывали все новые подразделения войск.. Обратно шли вертушки с ранеными. На аэродроме в Моздоке их перегружали на самолеты и отправляли по городам: Москву, Питер, Ростов, Волгоград и далее везде.
В сопровождении майкопцев мы прикатили на аэродром. (Пусть теперь попробует какой-нибудь патруль подойти — замочим сразу.) Как ни парадоксально, нам повстречался все тот же генерал! Опять под шофе! Обрадовался, как старым друзьям:
— Ну что?! Посмотрели смерти в глаза?
— Да уж!
— Вот и славно! — Он обнял нас по-отечески. — Пишите там правду.
Вертушку на Моздок штурмовала толпа военных. Летчики в проходе буквально ногами отбивались от настойчивых пассажиров.
Мы остановились в недоумении. Куда лезть? Если они военных вышибают, то с гражданскими вообще церемониться не станут.
Но и тут генерал нам подсобил. Всех растолкал нашими телами, крича: «Генерала пропустите!» — подтащил нас к двери и гаркнул пилотам:
— Приказываю этих людей взять с собой!
Летчики козырнули.
— Это люди смотрели смерти в глаза! — добавил генерал свою любимую присказку.
Бьюсь об заклад, летчики только-только прилетели в зону боев. Как только генерал ввернул свое козырное «смерти в глаза», на лицах пилотов выразился ужас и почтение одновременно. Кажется, они решили, что мы не совсем обычные гражданские и натворили тут массу подвигов, раз о нас заботится сам генерал-лейтенант.
Вертушка все-таки домахалась своими винтами, и ее засосало в небо. Через полчаса мы очутились в Моздоке.
На военной базе все по-прежнему куда-то спешили, бежали, ехали. Мы с трудом нашли пресс-центр. Для журналистов там поставили прямой московский телефон.
Я набрал редакцию. На том конце провода телефонистки обрадовались, услышав нас, и принялись записывать под диктовку. Уловив несколько фраз из моего репортажа, какой-то офицер по работе с прессой бросился к столу и нажал рычаг телефона, обрывая связь.
— В чем дело? — раздраженно спросил я.
— Вы кто? По какому праву звоните? — Он вырвал трубку из моих рук.
— Мы журналисты, — я показал удостоверение.
— Откуда? Почему я вас не видел раньше?
— Был бы в Грозном — увидел бы! — вскипел я.
— А кто вам разрешил посещать Грозный? Это запрещено.
— Дайте телефон!
— Не дам! — Военный заграбастал со стола аппарат и прижал к груди. — Вы не имели права ездить в Грозный! Это строжайше запрещено!
Вокруг собралась толпа любопытствующих журналистов. Но в спор никто не вмешивался.
— Дайте телефон. Мне надо позвонить!
— Не дам! Это мой телефон.
Я развернулся и пошел к выходу.
Военный из пресс-службы догнал меня уже в коридоре:
— Что там в Грозном? Как вы там оказались? Кто вас пропустил?
Вот сучара! Хочет узнать о нашей лазейке и прикрыть ее.
— Пошел ты на х…й, военный! — сказал я, не оборачиваясь.
Мы долго плутали по Моздоку в поисках телефона. Нашли какой-то дом, где располагались офисы и конторы. Потом ходили по коридорам, дергая двери. Везде закрыто. Поднялись на следующий этаж. Наконец одна из дверей подалась, и мы попали в просторный кабинет. На нас удивленно уставились две пары глаз. Осетин и русский. Вид у нас был ужасный. Грязные, заросшие щетиной, воспаленные глаза. Я извинился за вторжение и попросил позвонить в Москву. Они на всякий случай разрешили.
— Я дам вам денег, — сказал я. — Серега, засеки, сколько я буду разговаривать. Потом подсчитаем.
Они согласно кивнули.
Первым делом я начитал приготовленный текст. Потом трубку взял Павлов:
— Леша! Как у тебя там?
— Нормально. Вот материал надиктовал.
— Да, я уже успел почитать. Тут есть некоторые сомнения.
— Чего-чего? Какие сомнения?
— В достоверности…
Владельцы кабинета внимательно слушали разговор, потом о чем-то тихонько переговорили, и один исчез.
— Мы только что из Грозного, — напомнил я Павлову. — Все видели своими глазами. Либо разговаривали с очевидцами, которые сидят на передовой. Я им верю. То, что здесь творится, это не война. Это массовое убийство при отягчающих.
— Ладно, — Павлов замялся, — потом поговорим… По нашим данным, боевики покидают Грозный.
Вернулся один из хозяев кабинета, с огромными пакетами в руках.
— Надеюсь, вы не хотите и это на меня свалить?
— Не в том дело, — не понял шутки Иван Тимофеевич. — Надо перебраться к ним. Пойти с ними в горы. Можно потом классный материал написать. Где они живут? Что делают?
Мне стало не по себе от такого задания. Я огляделся. На столике уже стояли бутылки с водкой и хорошая закуска. Хозяева кабинета даже шашлык где-то раздобыли.
— Постараюсь, — сказал я Павлову.
Тут трубку взял Колчин:
— Леха! Привет! Ну, как там?! Все нормально? Ты в Грозном был?
— Да. Только что оттуда.
— Тут хреновое дело такое, Леха… Твои материалы вообще не хотят публиковать.
— Как это? — У меня все опустилось внутри.
— Главный говорит: ты пьешь водку в Моздоке, возле штаба, и сочиняешь всякую чернуху.
— Он что, сдурел?
— Понятия не имею. Похоже, он тебя после того случая с «огнями» невзлюбил. Ты когда возвращаешься?
— Как можно скорее, — ответил я упавшим голосом. — Спасибо, Саш. Кстати об «огнях». Никто не знает о них. Их здесь нет. До встречи в Москве.
— Не натвори там глупостей. Жду тебя.
Я пью водку. Да, правда. И никогда этого не скрывал. Тем более от родной редакции. Но пью я с одним «но»… Возле штаба действительно сидело в те дни множество журналистов. Они, как и полагается, пили водку. Сочиняли со слов раненых и со слов солдатских матерей статьи. Но только нас с Серегой среди этих журналистов не было! Мы пили в Грозном.
Я надеялся, что, попав на фронт, мы получим полный эксклюзив. Оценим обстановку и возьмем информацию из первых рук. Так оно и вышло. Мы сработали лучше всех. Мы были не просто корреспонденты, мы были супер! Мы прошли туда, куда никого из гражданских не пускали. Мы общались с офицерами и солдатами, которых генералы из Министерства обороны никогда даже близко не подпустят к
