Мы кивнули, делая вид, что отлично понимаем о чем речь.
— Вам надо туда. Он вас наверняка сможет взять, — заключил военный.
— А как мы туда попадем? — спросили мы.
Военный позвонил по телефону: — Машина где моя? — спросил он в трубку.
Там что-то пробормотали.
— Чтобы сию секунду была здесь, — трубка упала на рычаг, — Сейчас вас подбросят. Ну и как там в Грозном?
Через десять минут зашел водитель. Мы так и не выяснили, кто наш добродетель. Поскольку пришлось рассказывать ему о фронтовых делах.
— Подбросишь ребят к «Скальпелю», поговори там с пилотами.
Солдат кивнул. Мы попрощались с добрым дядей военным и поехали на аэродром.
(Добрый военный не знал, что ему еще не раз предстоит нас выручать. Через три недели, таким же темным вечером мы снова к нему заглянули. Мы возвращались из очередной командировки в Грозный. Военный все также лежал на кушетке заложив руки за голову. Увидев нас он аж подпрыгнул:
— Что случилось?! Я же вас только-только отправлял! — он даже в настенный календарь посмотрел, чтобы убедиться в реальности происходящего.
— Нам бы в Москву, — попросились мы.
— Опять!? Вас что выгоняют оттуда что ли? Зима на дворе, стужа! Или вам дома не сидится?
— Работа такая.
— Менять надо, работу.
Он снова нас отправил. Так повторялось много раз. Где на четвертом или пятом нашем появлении военный перестал вздрагивать и смотреть в календарь. Как владельцы замка перестают удивляться шляющимся в ночи привидениям. Правда потом этот загадочный штаб куда-то перевели и больше мы не могли пользоваться услугами этого доброго человека).
УАЗик домчал нас до «Скальпеля». Водила переговорил о чем-то с пилотами и не говоря нам ни слова укатил в ночь. Мы подошли к боковому трапу. Позади машины, через откинутую рампу в большой спешке грузили раненых. Военные санитарки сновали туда-сюда с такой скоростью, точно с минуты на минуту все ждали появления боевиков.
— В Москву значит? — спросил пилот.
— Да-да, — подтвердили мы радостно.
— Сами-то вы откуда?
— Из Москвы, журналисты. Ездили в Грозный.
По правде сказать я уже начал уставать от этих бессмысленных разговоров.
— Оружие есть? — спросил пилот.
— Откуда? Мы гражданские люди!
— По-твоему ВСЕМ гражданским не нужно оружие что ли?
— Нам нет, мы журналисты.
Но все равно пришлось открывать рюкзаки и показывать, что мы честные люди. Нас поставили в предбаннике у кабины пилотов и посоветовали крепче держаться при взлете. Мы обрадовались до безумия. Даже не верилось, что уже через два часа я буду ехать в теплом метро. После взлета мы откупорили бутылку водки и пригласили техника разделить с нами пиршество. Он притащил сухой паек на закусь и мы принялись разогревать окоченевшие конечности. Чуть погодя к нам присоединился летчик из кабины пилотов. Когда мы прикончили две бутылки водки. Техник вытащил из заначки медицинский спирт. Навалились на него. На душе полегчало. Все страхи и ужасы войны, голод и холод отступили. Словно отвались от нас после взлета. Мы пили, травили анекдоты, говорили о войне, о Грозном. Пилоты рассказывали, что раненых очень много. Каждый день самолеты развозят их по разным городам и госпиталям. График у пилотов очень напряженный, без продыху.
Разлили еще по одной.
— Ну, будем здравы, — сказал я.
Пилот к стакану не прикоснулся.
— А вы что же?
— Да вот размышляю, — сказал он поглядывая на часы, — Мне еще самолет сажать. А мы уже считай, прилетели.
— Да-да, конечно! — заголосили мы с фотографом Сережей, — Выпить мы и потом сможем! Главное самолет, удачная посадка так сказать!
Кто бы мог подумать, что два часа к ряду мы спаивали нашего главного летчика.
Пилот зашел в кабину и сел за штурвал.
— А можно мне посмотреть из кабины? — попросил я.
— Валяй!
В кристально чистом воздухе самолет медленно наплывал на сверкающую огнями Москву. Видимость была такой, что хорошо различались светофоры и снующие по проспектам машины. Самолет сделал полукруг и стал снижаться в темноту военного аэродрома Чкаловский. Я до сих пор не понимаю, как летчики могут работать в кромешной тьме. Взлетная полоса стремительно приближалась. О том что она есть, говорили зажженные по кромкам огни. Сама бетонка была под толстым слоем снега. Ударил боковой ветер и начал сносить самолет в сторону. Летчик дернул штурвал. «Скальпель» снова нашел полосу. Машина стремительно снижалась. Новый отбрасывающий удар ветра, пилот опять выруливает на полосу. Он крутил штурвалом как велосипедист на кочках. Наконец машина прижалась к земле. С веселой надеждой застучали по бетонке шасси. Самолет вырулил на стоянку. Началась разгрузка раненых. Мы попрощались с пилотами и пошли ловить попутную машину.
Подъезжая к Москве я поймал себя на том, что постоянно кручу головой по сторонам. Словно боюсь, что нас сейчас накроют из засады. Не хватало также взрывов и стрельбы. Мне уже не верилось, что можно вот так запросто ехать вечером на машине и не бояться обстрела.
Война и борьба за выживание очень быстро входят в подсознание. Вытравить из себя эти привычки я не могу уже который год.
Возле метро мы с Серегой вышли. Взяли пива и встали в сторонке, чтобы договориться о встрече на завтра. Прохожие смотрели на нас как на двух бомжей. Меня это повеселило. Наш вид в Грозном наоборот говорил о нашей респектабельности. Там ведь вообще все ходили в каком-то рванье. Выпив пива и договорившись о встрече, мы разъехались.
Я шел темными дворами, смотрел на горящие окна и представлял себе, как я сейчас зайду в квартиру, как приму ванную, наемся до отвала, завалюсь в теплую постель и не буду ни о чем думать. Не буду думать о том, что сейчас в эту самую минуту гибнут люди, о том, что их трупы жрут бездомные собаки, не буду думать о тех умерших раненых в холодной палатке, о взорванных, растерзанных, пропавших без вести….
…тут я почувствовал, как у меня по лицу стекают какие-то теплые капли. Слезы! Ни хрена себе! Я не собирался плакать и лицо у меня оставалось спокойным, но слезы катились безостановочно. Пришлось открыть припасенную бутылку пива и припасть к горлу. С веселыми бульками пиво легко уходило вовнутрь. Это меня остудило. Я зачерпнул пригоршню снега и вытер лицо. Расплавленный было снег сразу же прихватило морозцем.
Я покрутил головой:
— Эй, Ангелы, вы тут?
— Чего тебе? — спросили они устало.
— Это, как его, спасибо вам, вот чего.
— Да, ладно, не переживай. Обращайся ежели чего, — и они улетели.
— Теперь я уже наверное точно приехал, — сказал я себе и пошел домой.
