Мы вышли из квартиры. Вяземский сел в машину, поманил меня.
— Надеюсь, эта-то машина ваша?
— Моя, моя! Садись!
— А мы куда?
— На Кудыкину гору!
Кудыкина гора, надо понимать, где-то в районе Шереметьево-2, судя по маршруту. Но, не доезжая нескольких километров до аэропорта, профессор свернул в лес. По заросшей травой дороге мы углубились в чащу и остановились.
Из кустов вышел человек в комбинезоне, махнул нам рукой.
— Кто это, Григорий Алксеевич?
— Мой приятель.
— Ему, наверное, немного осталось?
— С чего ты взял?
— Всех ваших приятелей убивают.
— Ну, вот ты мой приятель. И ты ведь еще жив.
«Еще» — это сильно сказано, утешает.
Профессор вылез из машины, о чем-то посовещался с незнакомцем. Человек в комбинезоне достал из- за пазухи белый сверток. Развернул. Простыня? Что-то в этом роде. Он развесил ее на ветках так, что получился белый экран.
— Становись на этом фоне, — скомандовал профессор.
— Меня расстреляют, — жалко пошутил я.
— Тебя сфотографируют. На паспорт. И меня тоже.
Человек в комбинезоне уже держал в руках фотоаппарат.
Внимание, сейчас вылетит птичка! Птичка вылетела. И еще раз вылетела. Все, мы увековечены!
Наша троица двинулась в чащу леса. Через пять минут мы вышли к грузовику с ребристым контейнером. Во всю ширь этой стальной коробки красовалась надпись всемирно известной почтовой фирмы. Человек в комбинезоне распахнул дверцы, мы с профессором залезли внутрь. Здесь было три кресла, привинченных к полу и с ремнями безопасности, как у летчиков.
Вяземский сел в одно из них и пристегнулся. Я последовал его примеру.
— Теперь не болтать, вести себя тихо. — Профессор закрыл глаза, словно собирался прикорнуть во время путешествия.
Машина дернулась и понеслась по ухабам. Тут-то я и оценил ремни безопасности. Нас болтало, как двух раздолбаев в стратосфере. Потом грузовик выехал на хорошую дорогу, и дорога стала мягче.
Интересно куда мы едем? Наверное, в другой город. В какое-нибудь тайное убежище разведчиков. Загородный дом. Дивный сад… Пока же — кромешная тьма.
Я почувствовал, что мы болтаемся в воздухе. Потом контейнер пошел вниз. Снова куда-то поехал. Опять повис, прокатился по роликам. Aгa! Нас куда-то грузят…
Заревели за стальными стенами турбины самолета. Где-то через полчаса контейнер снова разогнался с неимоверной скоростью и оторвался от земли. Летать в кромешной темноте, доложу я вам, занятие не из приятных. Особенно когда тебе не объясняют, что происходит. И ты не знаешь правил игры.
Зажегся фонарик и высветил лицо профессора:
— Ты живой? — Луч фонарика ударил в глаза. Я зажмурился. — Ага! Живой! — удовлетворился профессор. — Теперь посмотрим, что тут есть.
Он осветил дальний конец контейнера. Я проследил за лучом взглядом. На стене — две сумки защитного цвета. Они были намертво прихвачены к стенке кожаными ремнями. Вяземский ткнул пальцем в замок, ремни безопасности распались, и он устремился к сумкам.
— Валидол, валокардин, йод, промедол, бинты, — бурчал профессор, копаясь в одной из сумок. — Ну, наконец-то!
Он повернулся ко мне и осветил фонариком бутылку ирландского виски:
— Теперь заживем! — Извлек оттуда же два стакана, пакет апельсинового сока и пару пачек орешков. Вернулся к креслу. Потянул какой-то шнурок в полу и вытащил раскладной столик.
— Ненавязчивый советский сервис, — угрюмо пошутил я.
— Ты, Леша, все-таки балбес. Сиди и радуйся. Это контейнер эвакуации. Такими пользуется наша разведка, чтобы спасти своих агентов от преследования.
— Большая честь!
— А то небольшая!.. И то ли еще будет.
Вяземский разлил по стаканам. Мы выпили за наше чудесное спасение и за службу эвакуации.
— А что там в сумках? — спросил я. — Они всегда там висят?
— Стандартный контейнер для эвакуации всегда снабжен креслами, столиком и двумя баулами, где лежат лекарства, бинты, обезболивающее и… расслабляющее.
Мы снова выпили — расслабляющего.
12
Нас выпустили из контейнера часа через три. Мы оказались в огромном ангаре, заставленном под потолок такими же стальными коробками. Очередной незнакомец в комбинезоне почтовой службы протянул профессору паспорт. Вяземский передал потрепанную синюю книжицу мне, сам отошел переговорить со служащим.
Я раскрыл паспорт — с фотографии на меня тупо смотрел мой двойник. В графе о владельце паспорта стояло два слова: Alex D. Vaismann, гражданство — Великобритания.
Сказать, что у меня глаза вылезли на лоб, значит ничего не сказать. Поддельный паспорт на собственную фамилию. Мало того, что он поддельный, его сделали великие кустари из военной разведки. Книжица имела такой вид, словно путешествовала со мной по всему миру не один год. Судя по захватанности и потертости, ее лапали все таможенники и пограничники на свете. Я пролистал паспорт до страницы с отметками о въезде-выезде. Немыслимое количество штампов: Бирма, Кувейт, Никарагуа, Британия (само собой), Франция, Испания, Бельгия, Таиланд, Эквадор, Соединенные Штаты.
Отметки о въезде в Россию я так и не нашел. Надо же! Этот парень по имени Алекс Д. Вайсманн никогда не бывал в России! Столько лет живет на свете, столько путешествует, не одну задницу, наверное, истер о кресло в самолетах, а в Россию ни разу не наведался! Вы, товарищ Д. Вайсманн, небось и по-русски ни бельмеса! А как насчет родного английского? Тоже ни гу-гу? Где ж вы выросли, товарищ, а?
Английского я действительно толком не знал. Интересно, в какой мы сейчас стране? Вдруг кто-нибудь обратится ко мне на английском, а я? Придется косить под глухонемого. С другой стороны, что это за глухонемой такой важный, который раскатывает по всему миру?
Паспорт, конечно, всамделишный. Только вот хозяина ему надо подыскать совсем другого. Единственный язык, на котором я изъясняюсь, французский. Для гражданина Британии это странновато.
Имя мне тоже стало казаться несколько несвойственным моей внешности. Почему именно Вайсманн? И что означает эта буковка «D» перед фамилией? Дурак, что ли? Любой полицейский, который посмотрит на мою рожу, сразу сообразит, что никакой я не Вайсманн. А хреновый русский шпион по фамилии Сидоров из Рязанской губернии.
Я несколько сник.
Подошел профессор:
— Рядом с ангаром — черная машина, «вольво». Прыгаем туда и пригибаемся, чтобы нас не видели с улицы. Понял?
Мы благополучно проехали служебное КПП аэропорта, и уже на шоссе водитель разрешил нам сесть нормально. Я глазел в окно и узнавал заграницу. По первым же придорожным вывескам и знакам определил, что мы во Франции. Хоть что-то прояснилось. И стало немного веселее. Все- таки тут я калякать могу запросто. Английский мне и на фиг здесь не нужен. Поскольку сами французы чаще всего обращенные к ним вопросы на английском попросту игнорируют. Как это делают в странах Балтии, когда к ним обращаются на русском.
Через несколько километров водитель остановился у обочины шоссе, молча вышел, пересел в другую
