Облик, меняется он постоянно со сменою суток:
Месяц растущий крупней, а месяц на убыли — меньше.
Что же? Не видите ль вы, как год сменяет четыре
Маленький он, сосунок, младенческим летам подобен
Ранней весной; ярка и нежна, еще сил не набравшись,
Полнится соком трава, поселян услаждая надеждой;
Все в это время цветет; в цветах запестрел, улыбаясь,
В лето потом переходит весна, в могучую пору;
Сильным стал юношей год, — мощнее нет времени года,
Нет плодовитей его, бурнее в году не бывает.
Осень наступит затем, отложившая юную пылкость,
Станет умерен, — меж тем виски сединою кропятся.
После старуха зима приближается шагом дрожащим,
Вовсе волос лишена иль с седыми уже волосами…
Также и наши тела постоянно, не зная покоя,
Завтра не будем уже. Был день, мы семенем были
И — лишь намек на людей — обитали у матери в лоне.
Руки искусные к нам приложила природа; и, видя,
Что утесняется плод беременной матери чревом,
Вот, появившись на свет, лежит без силы младенец;
Четвероногий почти, как зверь, влачит свои члены.
Вот понемногу, дрожа, на ступне, пока не окрепшей,
Начал стоять, но еще поддержки требует. Вскоре
Пройдено. Вот и года миновали срединные также,
И по наклону уже несется он к старости шаткой.
Жизнь подрывает она; разрушаются прежние силы.
Старый заплакал Милон[596], увидев, что стали бессильны
Тяжкою крепостью мышц с Геркулесовой схожие дланью.
Плачет и Тиндара дочь, старушечьи видя морщины
В зеркале; ради чего — вопрошает — похищена дважды?
Время — свидетель вещей — и ты, о завистница старость,
Уничтожаете все постепенною медленной смертью.
Не пребывает и то, что мы называем стихией.
Вас научу измененьям стихий, приготовьте вниманье.
Вечный содержит в себе четыре зиждительных тела
Нижнюю их — то земля и вода — все собственный тянет.
У остальных же у двух нет веса, ничто не гнетет их;
Воздух летит в высоту и огонь, что воздуха чище.
И хоть далеко они отстоят друг от друга, однако
Чистую воду земля испаряет, редея в просторе,
Воздухом станет вода; а воздух, тяжесть утратив,
Сам растворившись еще, вновь вышним огнем засверкает.
Все обращается вспять, и круг замыкается снова.
Воздух — в воду; земля из воды происходит сгущенной.
Не сохраняет ничто неизменным свой вид; обновляя
Вещи, одни из других возрождает обличья природа.
Не погибает ничто — поверьте! — в великой вселенной.
Значит начать быть иным, чем в жизни былой; умереть же —
Быть, чем был, перестать; ибо все переносится в мире
Вечно туда и сюда: но сумма всего — постоянна.
Мы полагать не должны, что длительно что-либо может
Вы перешли, о века; так и мест меняются судьбы;
Зрел я: что было землей крепчайшею некогда, стало
Морем, — и зрел я из вод океана возникшие земли.
От берегов далеко залегают ракушки морские,
Поле весенний поток, стремясь, обращает в долину;
Видел и то, как гора погрузилась от паводка в море.
Прежде болотистый край высыхает пустыней песчаной;
Жажду терпевший меж тем от болота стоячего влажен.
Путь закрывает она; в содроганиях древнего мира
Множество рек полилось, но как их засыпалось много![597]
Также и Лик, например, зиянием почвенным выпит,
Снова выходит вдали, из иного родится истока.
Мощный поток Эразин возвращен арголийской равнине.
Передают, что и Миз, наскучив своим исхожденьем
И берегами, течет по-иному и назван Каиком.
Там же теперь Аменан пески сицилийские катит
Воду Анигра-реки все пили когда-то, теперь же
Не пожелают вкусить, с тех пор как — если хоть малость
Все-таки можно певцам доверять — в них мыли кентавры
Раны, что луком нанес Геркулес им Палиценосец.
Пресный сначала, потом не испорчен ли солью морскою?
Волнами были кругом охвачены Тир финикийский,
Фар и Антисса; из них ни один уже ныне не остров.
Материковой была для насельников древних Левкада, —
Прежде с Италией, но уничтожило море их слитность
И, оттолкнув, отвело часть суши в открытое море.
Ежели Буру искать и Гелику, ахейские грады, —