Метаморфозы

        Кровью сын и, убив, благочестным преступником станет;

        Но, устрашенный грехом, рассудка лишившись и дома,

410 Будет гоним Эвменидами он и матери тенью,

        Злата доколь у него рокового не спросит супруга

        И не пронзит ему меч родственный в длани фегейской.

        И наконец, Ахелоева дочь Каллироя попросит

        У Громовержца, чтоб он ее детям года приумножил

415 И не оставил притом неотмщенной мстителя смерти.

        Просьбами тронутый бог дар падчерице и невестке

        Ранее срока пошлет и в мужей превратит — малолетних».[405]

        Лишь провещали уста провидицы судеб грядущих

        Девы Фемиды, тотчас зашумели Всевышние разом,

420 Ропот пошел, почему у других нет прав на такую

        Милость — и вот на года престарелого сетует мужа

        Паллантиада[406]; что сед Ясион — благая Церера

        Сетует также; Вулкан — тот требует, чтоб обновился

        И Эрихтония век. О грядущем заботясь, Венера

425 Хочет вступить в договор, чтоб лета обновились Анхиза.

        Нежной заботы предмет есть у каждого бога. Мятежный

        Шум от усердья растет. Но разверз уста Громовержец

        И произнес: «О, ежели к нам в вас есть уваженье, —

        Что поднялись? Иль себя вы настолько могучими мните,

430 Чтобы и Рок превзойти? Иолай в свои прежние годы

        Был возвращен. Каллирои сынам по велению судеб

        В юношей должно созреть: тут ни сила, ни спесь не решают.

        Все это надо сносить спокойней: правят и вами

        Судьбы, и мной. О, когда б я силу имел изменить их,

435 Поздние годы тогда моего не согнули б Эака,

        Переживал бы всегда Радамант свой возраст цветущий,

        Также мой милый Минос. А к нему возбуждает презренье

        Старости горестный груз, и не так уж он правит, как прежде».

        Тронул Юпитер богов. Ни один не посетовал боле,

440 Раз увидав, что Эак с Радамантом своим долголетьем

        Удручены, и Минос, кто, бывало, в цветущие лета,

        Именем страх наводя, грозой был великих народов,

        Ныне же немощен стал. Дионина сына Милета,

        Гордого силой своей молодой и родителем Фебом,

445 Старый страшился. Боясь, что его завоюет он царство,

        Юношу все ж удалить от родных не решался пенатов.

        Но добровольно, Милет, бежишь ты и судном взрезаешь

        Быстрый Эгейскую ширь, и в Азийской земле отдаленной

        Стены кладешь: тот град получил основателя имя.

450 Там-то Меандрова дочь, по извилине брега блуждая

        Возле потока-отца, что течет и туда и обратно,

        Стала женою тебе, — Кианея, прекрасная телом.

        Двойню потом для тебя родила она: Библиду[407] с Кавном.

        Библиды участь — урок: пусть любят законное девы!

455 Библида стала пылать вожделением к брату — потомку

        Феба. Его не как брата сестра, не как должно, любила.

        Не понимает сама, где страстного чувства источник;

        В помыслах нет, что грешит, поцелуи с ним часто сливая

        Или объятьем своим обвиваючи братнину шею.

460 Долго вводило ее в заблуждение ложное чувство.

        Мало-помалу оно переходит в любовь: чтобы видеть

        Брата, себя убирает она, казаться красивой

        Хочет и всем, кто краше ее, завидует тайно.

        Все же сама не постижна себе; никакого желанья

465 Не вызывает огонь; меж тем нутро в ней пылает.

        Брата зовет «господин», — обращенье родства ей постыло, —

        Предпочитает, чтоб он ее Библидой звал, не сестрою.

        Бодрствуя, все же питать упований бесстыдных не смеет

        В пылкой душе. Но когда забывается сном безмятежным,

470 Часто ей снится любовь; сливаются будто бы с братом

        Плотски, — краснеет тогда, хоть и в сон погруженная крепкий.

        Сон отлетает; молчит она долго, в уме повторяя

        Зрелище сна, наконец со смущенной душой произносит:

        «Горе! Что значит оно, сновидение ночи безмолвной?

475 Лишь бы оно не сбылось! И зачем мне подобное снится?

        Он ведь собою красив и для взора враждебного даже,

        Как я любила б его, не родись мы сестрою и братом.

        Он ведь достоин меня; быть истинно плохо сестрою!

        Только бы я наяву совершить не пыталась такого!

480 Все ж почаще бы сон возвращался с видением тем же!

        Нет свидетеля сну, но есть в нем подобье блаженства!

        Ты, о Венера, и ты, сын резвый[408] матери нежной!

        Как наслаждалась я! Как упоеньем несдержанным сердце

        Переполнялось! О, как на постели я вся изомлела!

485 Как вспоминать хорошо! Но было недолгим блаженство, —

        Ночь поспешила уйти, ей мечты мои были завидны.

        Если бы, имя сменив, я могла съединиться с тобою,

        Я бы отцу твоему, о Кавн, называлась невесткой,

        Ты же отцу моему, о Кавн, назывался бы зятем!

490 Если бы было у нас от богов все общее, кроме

        Предков! Хотелось бы мне, чтоб был ты меня родовитей!

        Матерью кто от тебя, ненаглядный, станет, не знаю.

        Мне же, на горе себе от родителей тех же рожденной,

        Братом останешься ты — одна для обоих преграда.

495 Что же виденья мои для меня означают? Какая

        Сила, однако, во снах? Иль силою сны обладают?

        Лучше богам! Не раз любили сестер своих боги:

        Опию[409] выбрал Сатурн, с ней связанный кровно, с Тетидой

        В брак вступил Океан, с Юноной — властитель Олимпа.

500 Свой у Всевышних закон: для чего же приравнивать нравы

        Неба к нравам людей, на чужие ссылаться союзы?

        Иль у меня из груди запретное пламя исчезнет,

        Или, — когда не смогу, — пусть раньше умру, и на ложе