— Это маловероятно. Но возможно. А как он напортачил?
— Сказал, что надоело ему это до чертиков, — сказал Арт. — Хрен, говорит, с ним. Ну, и не закончил, оборвал рекламу на полуслове.
— Понятно, — кивнул Гриммельман.
— С тех пор его больше не слышали, — добавил Ферд Хайнке. — Ни вчера, ни сегодня. А потом вот эта статейка в «Кроникл» появилась.
Расстегнув молнию папки, он показал Гриммельману газетную заметку.
— Оставишь мне? — попросил Гриммельман.
Он вклеил вырезку в особый альбом и пригладил ее кулаком.
— Обидно, конечно, — вздохнул Арт. — Теперь «Клуб 17» какой-то тип ведет — полная лажа. Ставит музыку — и все, от себя слова не скажет.
— Думаешь, пора? — спросил вдруг Джо Мантила.
— Может быть, — сказал Гриммельман.
— Пора, — повторил Арт.
Среди единомышленников, собравшихся вокруг Гриммельмана, понятие «пора» занимало центральное место. На Арта накатило волной предвкушение, в его душе вскипела буря чувств. Не остались равнодушными и другие. Ради этой самой «поры» и существовала вся Организация. Их вылазки подчинялись непостижимой для простых смертных последовательности правильно вычисленных моментов, сочетаний небесных тел. Крестьянская хитрость, замешанная на крестьянском же суеверии, связывала Гриммельмана со звездами. Планы его были грандиозны, как космос, и космосом определялись. Гриммельман всегда и во всем искал знаков, которые должны были показать, что наконец пришел тот самый момент, тот миг, когда отпадают все сомнения в том, что можно действовать и добиться успеха.
— Организации пора приступать к действиям, — решительно заявил увлеченный идеей Ферд.
Все они сразу представили себе ритуал выступления: вот они выводят из укрытия массивную машину, тщательно перебирают двигатель и электронное управление, чтобы исключить малейшие неполадки. Проверяют оружие.
Но Гриммельман колебался.
— «Хорьх»[30] слишком долго стоял на приколе. — Он сверился с графиками. — Три месяца.
— Ну и правильно, — воскликнул Джо, — вот и пора! Целых три месяца!
— Нужно действовать, — так же нетерпеливо подхватил Арт.
— Спешка к хорошему не приводит, — возразил Гриммельман.
— Да ну тебя с твоими графиками, — с досадой сказал Джо Мантила.
— В субботу вечером «Бактрийцы»[31] устраивают танцульки у Брэттона, — сообщил Арт. «Бактрийцы» представляли собой клуб состоятельной молодежи с Ноб-Хилла[32]. Возглавлял клуб Билл Брэттон, сын богатого адвоката с Монтгомери- стрит. — А потом кое-кто из них, наверное, зависнет в «Старой перечнице».
— Их сорок человек, — сказал Ферд. — А нас всего одиннадцать. Если их много припрется, нам хана.
— Сделаем, как в прошлый раз, — сказал Джо. — Припаркуемся где-нибудь с краю, выманим кого- нибудь из них на машине. Как тогда.
— Как бы то ни было, можно поехать и запустить «Хорьх», — подытожил Гриммельман, продолжая обдумывать свои планы.
Для Арта эти слова прозвучали как музыка. Запуск принадлежавшего Организации автомобиля с дистанционным управлением, оборудованного громкоговорителями и антеннами, с потрясающим восьмицилиндровым рядным двигателем! Он представил себе, как «Хорьх» катит по Девяносто девятому шоссе с выключенными фарами и бесшумно ускользает из-под носа у врага, а они едут себе сзади, направляя его — и вот в кювете валяется перевернутый остов «Форда-56».
На стене чердачной комнаты висели трофеи — то, что бросили побежденные. Не было случая, чтобы «Хорьху» не удалось уйти. Гриммельман вел себя осторожно, каждая операция скрупулезно планировалась.
Гриммельман показал на релейную плату с проводкой, лампами и усилительными схемами на одном из рабочих столов. Рядом лежал паяльник — Гриммельман сейчас работал над этой частью системы автомобиля.
— Надо закончить ее. А то «Хорьх» будет немым.
«Хорьху» нельзя было быть немым. Насмешливые возгласы, усиленные и искаженные, были гвоздем программы. Без них удаляющийся на высокой скорости «Хорьх» не сможет заявить о себе, пророкотать о том, кто и что он такое.
— Знаешь, а Рейчел скоро рожает, — ни с того ни с сего сообщил вдруг Ферд Хайнке и бросил извиняющийся взгляд на Арта. — Рейчел, жена его.
Гриммельмана, сидевшего за рабочим столом, передернуло. Он, не отрываясь, изучал свои записи. Девка липкая, подумал он. Чужачка. Ему стало страшно.
Когда она ступала своей медленной тяжелой женской походкой, от нее пахло мятой — мятой и мылом. Ее взгляд был устремлен на него, она оценивала его, видела, судила, она отвергла его. Отвергла их всех со всеми их задумками.
В комнате повисла тишина. Все поникли. Среди них прошла женщина, и их энтузиазма как не бывало.
Ферд Хайнке возился на диване со своими учебниками и журналами. Джо Мантила уставился в пол. Арт Эмманьюэл, засунув руки в карманы, прошелся до входной двери. Воцарилась гнетущая атмосфера. Сквозь запертую металлическую дверь слабым шелестом травы доносилось, как негритянские и мексиканские дети играют своей жестянкой.
В пять часов вечера ветер гнал по Ван-Несс-авеню клочки бумаги, раскидывал у дверей каждого магазина сор, белевший в лучах заходившего солнца.
В автомагазине Нэта продавались старые, довоенные автомобили. На стене соседней булочной было намалевано: «РАБОЧИЕ МАШИНЫ ДЛЯ РАБОЧИХ ЛЮДЕЙ».
На четвертом автомобиле, «Додже» 1939 года, Нэт Эмманьюэл, открыв капот, подсоединял зарядное устройство. Это был его магазин. На Нэте была полотняная куртка и рыжевато-коричневые свободные брюки. Он обнаружил, что аккумуляторный провод на этом автомобиле проржавел и его нужно заменить. В конце дня он осматривал машины — и о каждой из них узнавал худшее: шины оседали, элементы аккумуляторов не работали, из задних коренных подшипников вытекало масло.
Он с остановками, пережидая машины, перебежал Ван-Несс-авеню. На другой стороне улицы находилась мастерская Германа «Восстановление карбюраторов». Вход загораживали ожидавшие своей очереди автомобили. В глубине помещения, у верстака, копался в нутре «Паккарда» Герман, пытаясь отрегулировать тормоза. Нэт принялся рыться в куче сваленных на верстак деталей, выуживая из нее и отбрасывая клапаны, прокладки, старые вентиляторные ремни.
— У тебя случайно не завалялся где-нибудь провод аккумуляторный от довоенного «Доджа»? — спросил он.
— Послушай меня, — сказал Герман. Он вылез из машины и вытирал лицо и руки, испачканные смазкой. — Ты в бога веришь?
— Нет, — ответил Нэт, осматривая диск сцепления и прикидывая, нельзя ли его пристроить на одну из своих машин.
— Но ты согласен, что красить по ржавчине, это — грех?
— Конечно.
— Краска же через неделю отвалится. А продавцы бэушных машин так делают, — Герман кивнул на «Паккард». — Знаешь, чей это?
— Люка.
— Люк красит по ржавчине. Вмятины замазкой заделывает.
— Я у него раньше работал, — сказал Нэт. — Так как насчет провода?
