Люди стоят и сидят пред очагами ее.
Кое-что и до нас дошло из древних обрядов:
Вот выступают в венках ослята, везущие хлебы,
Вот обвивают кругом жернов шершавый цветы.
Прежде в печах лишь полбу одну сушили селяне
(И в честь богини печной праздник справляли они),
По черепкам разложив их на горячем поду.
Вот почему хлебопек и ослица, вертящая жернов,
Чествуют вместе очаг и госпожу очагов.
Надо иль нет о позоре твоем, Приап краснобрюхий,
В башни несущем венке на челе богиня Кибела
Всех созывает богов на пированье свое.
Вместе со всеми она и сатиров и нимф созывает;
Прибыл туда и Силен, хоть и не звали его.
Не пожалевши вина, ночь коротали они.
Кто наудачу бродил долинами Иды тенистой,
Кто, растянувшись, лежал там на пушистой траве;
Те забавляются, те задремали, те, сплетшись руками,
Веста лежит и в тиши вкушает покой бестревожный,
Где улеглась, опершись на мураву головой.
Красный сторож садов между тем то богиню, то нимфу
Ловит, туда и сюда бегая взад и вперед.
Иль все же Весту узнал, но, говорит, не узнал.
Блудной надеждой объят, подойти незаметно он хочет;
Вот уж на цыпочках к ней, с бьющимся сердцем, идет.
Старый Силен между тем, с осла, на котором сидел он,
Тут-то, как шел близ него пространного бог Геллеспонта,
Вдруг неожиданно выть стал длинноухий осел.
В страхе от воя осла вскочила богиня; толпою
Все подбегают: от рук вражеских скрылся Приап.
Так говоря: «Мы в огне жжем потроха болтуна!»
Ты же, богиня, ослов украшаешь гирляндою хлебов:
Труд завершен, и умолк голос пустых жерновов.
Далее надо сказать, почему в Громовержцевом храме
Весь Капитолий кругом обложили свирепые галлы:519
В долгой осаде уже голод людей донимал.
Вышних к престолу созвав и к ним обращаясь, Юпитер
Марсу сказал: «Начинай». Тотчас же тот говорит:
Верно, душевную боль должен я словом облечь!
Что ж, если требуешь ты, чтобы я о позорном несчастье
Вкратце сказал, то лежит Рим под альпийской пятой!
Это ль, Юпитер, тот Рим, какому весь мир был обещан?
Он уж соседей своих превозмог и этрусское войско:
Все обещало успех, а не погибель ему.
Видел я сам, как погибли в домах, украшенных медью,
Старцы, одежды надев древних триумфов своих;
Видно, и ныне жива в римлянах вера в богов!
Но коль на холм поглядеть, на котором не ваши ли храмы,
И на осаду домов множества ваших взглянуть,
Можно понять, что уж помощи нет никакой от всевышних
О, если б поле для битвы нашлось! Схватили б оружье
И, не сумев победить, смерть бы сумели найти!
Ныне же голод их мучит и страх недостойной кончины,
И запертых на горе дикие толпы теснят».
С Вестою наперебой стали за Лаций стоять.
«Общей заботой мы город храним, — ответил Юпитер, —
Галлия, пав перед ним, должную кару узрит.
Ты только, Веста, заставь изобилием голод казаться
Пусть всё Цереры зерно, что еще не смолото, смелют
И, замешавши его в тесто, спекут на огне».
Он приказал, и сестра, Сатурнова дочь, приказанью
Повиновалась. И вот полночь уже подошла;
И отдает им приказ гласом священным такой:
«Встаньте и с высоты в середину врагов побросайте
То, что вам может помочь и драгоценно для вас!»
Сон отлетел, но никто не умеет понять указанья,
Верно, с Церерой? И вот Цереры дары низвергают,
Вот под толчками хлебов шлемы гремят и щиты.
Враг отступил, не надеясь на голод, и тут же на месте
Белый, Юпитеру в честь Пекарю, ставят алтарь.
Новою там, где теперь к Римскому Форуму ход:
Вижу, спускаясь туда, идет босая матрона.
Я обомлел, но, смолчав, остановился и ждал.
Вот поравнялась старуха со мной, меня усадила
«Место, где площади тут, занимали сырые болота,
