Элегии и малые поэмы

Он превратился бы тут в дикого гета, поверь.

Ты уж прости, я и сам признаю: распустил я поводья,

Дело забросил свое, пальцы писать не хотят.

25 Тот высокий порыв, что возносит мысли поэта —

Был он мне так знаком, ныне забыл он меня.

Нехотя выну подчас дощечку, нехотя муза,

Словно неволят ее, руку приложит к труду.

Мало, а то и совсем никакой мне утехи в писанье,

30 Радости нет вязать в стройном размере слова.

То ли затем, что в стихах никогда мне не было пользы,

Что, напротив, от них все мои беды пошли;

Или затем, что слагать стихи, никому не читая, —

То же, что миму плясать мерную пляску во тьме.

35 Слушатель рвенья придаст, от похвал возрастет дарованье,

Слава, шпоры вонзив, к мете ускорит твой бег.

Кто нас прослушает здесь? Желтогривые разве кораллы632

Или кого там еще Истр полудикий вспоил?

Но в одиночестве что мне начать? Чем досуг мой печальный

40 Стану я тешить и как долгие дни коротать?

Я не привержен вину, ни игре обманчивой в кости —

То, в чем обычно дают времени тихо уйти.

Не привлекает меня (даже если бы вечные войны

И не мешали тому) новь поднимать сошником.

45 Вот и осталась одна холодная эта услада,

Дар Пиэрид — богинь, мне услуживших во зло.

Ты же, кого счастливей поил Аонийский источник,

Преданно труд люби, пользу дающий тебе,

Свято музам служи и что-нибудь из сочинений

50 Самых недавних твоих нам на прочтенье пришли.

III. Непостоянному другу

Жаловаться ль? Умолчать? Обвинить, не назвав твое имя,

Иль без зазренья открыть каждому, кто ты такой?

Нет, обойдусь без имени здесь — или жалобой нашей

Я, и ославив, создам прочную славу тебе.

5 В крепком пока я плыл корабле, с устойчивым килем,

Первым ты был готов в море пуститься со мной.

Ныне ж, едва судьба нахмурилась, ты на попятный —

Видно, боишься, что друг помощи станет просить!

Даже делаешь вид, что со мной никогда и не знался,

10 Имя заслышав «Назон», спросишь: «Да кто он такой?»

А ведь Назон — это я, и нас, хоть забыть предпочел ты,

Чуть ли не с детских лет связывал дружбы союз.

Я тот самый, кому поверять спешил ты заботу,

Кто и в забавах тебе первым товарищем был.

15 Тот я, с кем тесно ты в домашнем дружил обиходе,

Тот я, чью Музу, хваля, ты бесподобной назвал.

Тот я, о ком теперь, вероломный, не знаешь ты, жив ли,

Да и не спросишь. Зачем? Ты-де с таким не знаком!

Если меня в те дни не любил — значит, ты притворялся,

20 Если же искренним был — ты легковесней коры.

Спорь! За какую, открой, изменил нам обиду? Но если

Жалобы ложны твои, тем справедливей моя.

Наша какая вина не велит тебе прежним остаться?

Или вменяешь ты нам наше несчастье в вину?

25 Если ты мне ничем не помог — ни советом, ни делом,

Хоть бы прислал письмо, два бы словечка черкнул!

Где там! Верю с трудом, но ходит молва, что и словом

Только чернишь ты меня, падшего злобно клеймишь.

Что, безумный, творишь? А вдруг отвернется Фортуна?

30 Сам ты себя лишил права на слезы друзей!

Непостоянство свое скрывать не хочет богиня;

Глянь — на вертящийся круг встала нетвердой ногой.

Легкая, словно листок, она ненадежна, как ветер,

Равен, бесчестный, с ней легкостью ты лишь один.

35 Все, что людям дано, как на тонкой подвешено нити:

Случай нежданный, глядишь, мощную силу сломил.

Кто на земле не слыхал о богатствах и роскоши Креза?

Но, как подачку, жизнь принял он в дар от врага.

Тот, кто в страхе держал под всесильной рукой Сиракузы,

40 Низким кормясь ремеслом, впроголодь, сверженный, жил.

Кто Великого был сильней?633 Но голосом тихим

Помощи, робкий беглец, он у клиента просил.

Муж, пред которым вчера склонялись, покорствуя, земли,

В тесном жилье бедняка нищим из нищих стоял.

45 Славный триумфом двойным — над кимврами и над Югуртой —

Тот, в чье консульство Рим праздновал столько побед,

Марий лежал в грязи, укрывая в болотной осоке

Мужу такому никак не подобавший позор.634

Все начинанья людей — игрушка божественной власти;

50 Час течет — но от нас скрыто, чем кончится он.

Если бы кто мне сказал: «Жить ты будешь на водах Эвксина,

Вечно страшась, что гет ранит стрелою тебя», —

«Что ты! Испей, — ответил бы я, — очистительных соков,

Сколько их могут родить всей Антикиры луга!»635

55 Все же я здесь и, хотя б остерегся стрел ядовитых,

Пущенных смертной рукой, — стрел божества не уйти,

Ты же в страхе живи и радостью не похваляйся:

Только сказал — и она вмиг обернулась бедой.

VII. Весталису

636

Присланный ныне к нам, на берег Эвксина, Весталис,

Здесь, под Полярной звездой, римский закон утвердить,

Сам ты узнал, каков этот край, где меня поселили,

И справедливость моих жалоб везде подтвердишь.