«Битв не люблю, а люблю лиру, и ночь, и любовь;
Ведь безопасней лежать, держа в объятьях подругу,
И по фракийским струнам легкой рукою скользить.
Чем поднимать и щит, и копье с наконечником острым
А ведь когда-то, Ахилл, безопасности мирных занятий
Предпочитал ты войну, слава прельщала тебя.
Или, быть может, лишь с тем, чтобы взять меня в плен, ты сражался?
Может быть, пыл твой остыл с пеплом отчизны моей?
Пущена сильной рукой, Гектора храбрую грудь!
Греки, меня отправьте послом — умолять господина!
Ваши слова передам меж поцелуев ему.
Больше сделаю я, чем Тевкра брат100 или Феникс,
Ведь не пустяк, если вновь обнимут знакомые руки,
Если напомнит глазам милая грудь о себе.
Будь ты зол и свиреп, как валы материнского моря, —
Я тебя и без слов, только слезами сломлю.
Пусть в сраженье пойдет сын под началом твоим, —
Только вспомни, Ахилл, обо мне, о твоей Брисеиде,
И промедленьем моей жгучей тревоги не дли!
Если же ты пресытился мной, если больше не любишь,
Все оставь лишь, как есть, — и умру! Ведь и так я иссохла,
Только надеждой одной держится в теле душа.
Если надежды лишусь — отойду я к мужу и братьям;
Не заставляй умереть женщину, славный герой!
Есть еще кровь у меня, чтобы из раны истечь.
Меч твой, который пронзил бы, когда б допустила богиня,
Грудь Агамемнона, — пусть в сердце вонзится мое!
Нет, сохрани мне жизнь, ты сам ведь ее подарил мне;
Если же рвешься губить, Нептуновы стены Пергама101
Много доставят врагов в жертву мечу твоему.
Как бы ты ни решил — увести свой флот иль остаться, —
Мне, как хозяин рабе, снова прийти прикажи.
Сын амазонки, тебе критянка желает здоровья,
К ней же самой без тебя не возвратится оно.
Что бы письмо ни несло, прочитай: ущерба не будет,
Даже, быть может, найдешь что-нибудь в нем по душе,
Враг прочитает всегда письма, что враг ему шлет.
Трижды с тобой говорить я пыталась — трижды беззвучный
Голос из горла не шел и отнимался язык.
Стыд за любовью идет и, где можно, ее умеряет.
То, к чему нудит любовь, презирать опасно, поверь мне,
Власть простер Купидон и на всевластных богов.
Это ведь он, когда я написать не решалась сначала,
Мне повелел: «Напиши! Сдастся и этот гордец».
И по молитве моей сломит суровый твой дух!
Брачные узы я рву не по склонности к низким порокам:
Ведь безупречна моя слава, спроси хоть кого.
Тем тяжелее любовь, чем позже приходит, — и сердце,
Больно быкам молодым, в ярмо запряженным впервые,
Из табуна приведен, конь не выносит узды;
Так и любовная боль невтерпеж непривычному сердцу,
И невподъем для души этот невиданный груз.
Горше любить, коль придет в поздние годы любовь.
В жертву тебе принесу незапятнанной славы первины,
И на обоих на нас равная будет вина.
Ведь не пустяк — плоды срывать с необобранных веток,
Если уж мне суждено запятнать небывалою скверной
Свято хранимую мной в прежние дни чистоту,
Лучше и быть не могло: достойно судьбы мое пламя,
Там лишь измена дурна, где изменяешь с дурным.
И Громовержцу тебя я предпочту, Ипполит!
Ты не поверишь, но я занялась незнакомым искусством:
Властно влечет меня в лес, зверя свирепого гнать,
Первою стала теперь богиня с изогнутым луком
Хочется мне и самой на бегущих в тенета оленей
Быстрых натравливать псов в чащах нагорных лесов,
Или с размаху метать от плеча трепещущий дротик,
Или прилечь отдохнуть на луговую траву.
Губы горячих коней пенной уздою терзать.
Мчусь, как фиады в лесах, гонимые бешенством Вакха,
Или как те, что в тимпан бьют под Идейским холмом,103
Или как та, на кого насылают божественный ужас
Я обо всем узнаю от других, когда минет безумье,