Всем на Олимпе знаком рассказ о том, как когда-то
Марс и Венера вдвоем пали в Вулканову сеть.
Марс-отец, обуянный к Венере безумной любовью,
Из рокового бойца нежным любовником стал.
К богу, ведущему в бой, та, что нежней всех богинь.
Ах, как часто она, говорят, потешалась над мужем,
Над загрубелой рукой и над хромою стопой!
Сколько раз перед Марсом она представляла Вулкана!
Но поначалу они умели скрывать свои ласки
И в осторожном стыде прятали сладость вины.
Солнце о них донесло — возможно ли скрыться от Солнца?
Стала измена жены ведома богу огня.
Есть и молчанью цена — рада Венера платить.
Мульцибер251 тайную сеть, никакому не зримую оку,
Петля за петлей сплетя, вскинул на ложе богов.
К Лемносу вымышлен путь; любовники мчатся к объятью
Муж скликает богов; позорищем пленные стали;
Трудно богине любви слезы в глазах удержать.
Ни заслонить им глаза от стыда, ни скромную руку
Не поднести на беду к самым нескромным местам.
Если в цепях тяжело, то поменяйся со мной!»
Еле-еле Вулкан разомкнул их по просьбе Нептуна;
Мчится Венера на Кипр; мчится во Фракию Марс.252
С эти-то пор что творилось в тиши, то творится открыто:
Ты ведь и сам уж не раз признавался в своем неразумье,
Горько жалея, что так был и умен и хитер.
Помните этот запрет! Запретила влюбленным Диона
Против других расставлять сети, знакомые ей!
И не покрывайте письмен, писанных скрытной рукой.
Пусть вступившие в брак, освященный огнем и водою,253
Пусть их ловят мужья, ежели сами хотят!
Я же повторно клянусь, что пишу лишь о том, что законно,
Кто невегласам раскрыть посмеет святыни Цереры
Или таимый обряд самофракийских жрецов?254
Невелика заслуга молчать о том, что запретно,
Но велика вина этот нарушить запрет.
Жаждой в текучей воде меж неприступных плодов!
Пуще всего Киферея велит хранить свои тайны:
Кто от природы болтлив, тот да не близится к ней!
Не в заповедных ларцах Кипридины таинства скрыты,
Нет, между нами они, где сошлись человек с человеком,
Но между нами они не для показа живут.
Даже Венера сама, совлекши последние ткани,
Стан наклоняет, спеша стыд свой ладонью затмить.
Но и от этой игры дева отводит глаза.
Нашей украдке людской запертые пристали покои,
Наши срамные места скрыты под тканью одежд:
Нам соблазнителен мрак и сумрак отраден туманный —
Даже и в те времена, когда от дождя и от зноя
Крыши не знал человек, ел под дубами и спал, —
Даже тогда сопрягались тела не под солнечным небом:
В рощах и гротах искал тайны пещерный народ.
Дорого платим за то, чтоб заслужить похвальбу.
Всякий и всюду готов обсудить любую красотку,
Чтобы сказать под конец: «Я ведь и с ней ночевал!»
Чтоб на любую ты мог нескромным показывать пальцем,
Всякий выдумать рад такое, что впору отречься:
Если поверить ему — всех перепробовал он!
Если рукой не достать — достанут нечистою речью,
Если не тронули тел — рады пятнать имена.
Деву держать взаперти, на сто затворов замкнув!
Это тебя не спасет: растлевается самое имя,
И неудача сама рада удачей прослыть.
Нет, и в счастливой любви да будет язык ваш безмолвен,
Больше всего берегись некрасивость заметить в подруге!
Если, заметив, смолчишь, — это тебе в похвалу.
Так Андромеду свою никогда ведь не звал темнокожей
Тот, у кого на стопах два трепетали крыла;
Гектор меж всеми один стройной ее находил.
Что неприятно, к тому привыкай: в привычке — спасенье!
Лишь поначалу любовь чувствует всякий укол.
Свежую ветку привей на сук под зеленую кожу —
Но погоди — и окрепнет она, и выдержит ветер,
И без надлома снесет бремя заемных плодов.
Что ни день, то и меньше в красавице видно ущерба:
Где и казался изъян, глядь, а его уж и нет.
