состояние.
2. Она интуитивно понимала это и искала утешение, усматривая его в своих детях. Тем более что долгое одиночество, вызванное ранним вдовством, вообще характеризовалось повышенной потребностью в родственном общении. Ведомая богом, она охотно начала дело с конкурсом школьных работ, что частично удовлетворило ее душу. А тем временем начала искать дополнительные точки соприкосновения с дочерями, а они, не понимая материнского состояния, наоборот, избегали ее.
3. Читая школьные сочинения, Раиса получила тревожные впечатления, которые, очевидно, испортили ей настроение или обострили восприятие собственной неправды, запрятанной в прошлом. Произошел стресс.
4. Раиса, находясь в болезненном состоянии, теряла силу воли. Ей казалось, что достаточно перестать скрывать правду, и ей полегчает. И она стремилась открыться перед детьми, сказать им о настоящем отце, но или не успела этого сделать, или не знала, с чего начать. Ощутив, что болезнь окончательно отдаляет ее от живых людей, решила не форсировать дело, не комкать его, а поручить своей подруге Низе. Но и Низе рассказала и объяснила только то, почему родила не от мужа и как на то решилась, а назвать имя родного отца своих детей не успела. Она очень хотела, чтобы ее поняли, и не осуждали, поэтому и обратилась к исповеди. И вот на основную информацию времени не хватило.
5. «Позднее откроешь им правду»... И только потому что Раиса до конца не рассказала правду, Низа сначала подумала, что должна сказать девушкам, что они не являются дочерями Виктора Николаева. А какой в этом смысл? Теперь она окончательно поняла, что Раиса тогда о Викторе и не думала. Она хотела, чтобы девушки узнали имя родного отца.
Итак, на поисках родного отца Аксиньи и Ульяны она и должна сфокусироваться вниманием и усилиями.
Низа ощутила, что продвигается в правильном направлении.
6
Посоветовавшись с мужем, Низа Павловна остановилась на том, чтобы разговор с отцом провести незаметно для него и постараться вызнать некоторые сведения и уточнения к «делу об отце» незаметно. Выбрали подходящий день, когда у родителей нашлось свободное время на разговоры, и поехали в гости. Со дня похорон они вместе еще не собирались, и, конечно, именно об этом заговорили.
Евгения Елисеевна хлопотала возле печеной утки с гречкой, еще и параллельно наспех готовила сладкие блины к чаю, поэтому вступала в разговор лишь иногда, и чаще невпопад. А Павел Дмитриевич, кажется, грустил или, что вероятнее, кое-что выверял в мыслях, сопоставлял, сравнивал и допускал. Может, вел собственное расследование, отточенной интуицией ощутив какую-то очень косвенную свою причастность к драме Раисы. Ощутить ощутил, а доказательств не имел, хотя понимал, что они должны быть, просто в свое время он их не заметил. И это огорчало его еще больше, так как свидетельствовало о годах, приносящих печальное невнимание, как безошибочное предвестие великого прощания с миром.
Хорошо зная отца, Низа все это заметила и почти безошибочно ощутила тревогу в его мыслях. Ей стало жаль родную душу, но как его утешить, она не знала. Даже устыдилась предыдущих намерений, чтобы без объяснений использовать Павла Дмитриевича для своих поисков, — это отдавало чем-то коварным, нечестным. Кого она собиралась исподволь обмануть? Этого вещуна, за версту чующего правду, за две версты — неправду и умеющего прочитывать мысли собеседника еще до того, как тот успеет их произнести? Какая наивность, глупость, какая напыщенная самоуверенность!
— Как ты чувствуешь себя в Раисиной квартире? — спросила Евгения Елисеевна, в очередной раз заскочив в гостиную с тарелками и яствами.
Не дождавшись ответа, пристроила принесенное на столе и со словами «Вы здесь самые расставите» выскочила в веранду.
И вот она набегалась и села к столу, хозяйским глазом оценивая его сервировку и выставленное угощение. Кажется, ничего не забыла, а то, что стол яствами не богат, это не беда. Главное, утка, кажется, получилась вкусной. Теперь это незаурядный деликатес. Пододвинулся ближе и Низин отец, так и не нарушив молчания, что было вовсе нехарактерно для него, и потому принуждало дочь искать объяснение его настроению и волновало ее не на шутку. Мысль о том что она не будет играть с родителями в кошки- мышки, а расскажет все, как есть, немного успокоила ее.
— Хорошо себя чувствую, — сказала Низа, обращаясь к маме. — Но, кажется, ее дочки, хотят, чтобы отныне эта квартира принадлежала мне, — с этими словами она вопросительно взглянула на отца. — Но это как-то странно. Тебе не кажется?
Павел Дмитриевич громче засопел, как бывало всегда, когда ему что-то не нравилось.
— Я не шучу, — поспешила прибавить Низа, чтобы не возникло неудобной для нее, какой-то двузначной паузы. — Девушки перед отъездом в один голос настаивали на этом.
— И что ты им ответила? — отец недовольно сверкнул острым взглядом, который подсказывал, что сейчас должен прозвучать приемлемый ответ.
— Не сердись, папа, — улыбнулась Низа. — Я, кажется, согласилась на это. Но пойми, у меня не было выбора, Раисины дочки категорически заявили, что я должна стать хранительницей их родственного гнезда, памяти о Раисе и что они в любом случае откажутся от наследства в мою пользу.
— На каком основании?
Низа вздохнула, поведя плечом.
— Основания — дело наживное, — опередил ее Сергей Глебович, который хотел защитить жену от безосновательных подозрений. — Их не так сложно найти, как кажется. Было бы желание. Вот, например, на основании того, что Низа — Раисина сестра, хоть и далекая, тем не менее более близких родных у нее не было.
— В самом деле. То, что они сестры, легко доказать при необходимости, — сказала Евгения Елисеевна. — Все документы есть, и свидетели еще живы. Хотя, как я понимаю, это ни к чему. Просто девушки так решили, вот и все.
— Думаешь, мне нравится так себя связывать? — после паузы заговорила Низа, будто в чем-то оправдываясь перед лицом недовольного молчания отца. — Но я вынуждена была согласиться, их доводы меня не просто убедили, а еще и пристыдили. Девушки заявили, что это — мой нравственный долг перед памятью подруги. Успокойся, — Низа легенько погладила Павла Дмитриевича по руке. — Лучше скажи мне, в кого Раисины дочки пошли, такие оригинальные личности, такие талантливые.
— Да уж не в Виктора Николаева, конечно, — смягчаясь настроением, буркнул Низин отец. — Если ты именно это имела в виду. Хотя он и не был глупым человеком, но все равно не той породы, чтобы таких дочек родить.
Низа красноречиво взглянула на своего мужа, который после этих слов тестя начал сосредоточенно ковыряться вилкой в гречневой каше, освобождая от нее кусочек утки. Он явным образом не был готов обсуждать тему в таких откровенных высказываниях. Низа оставила мужа и решила подражать отцу, настроенному говорить коротко и по сути.
— Так ты знал, что девушки — не Викторовы дети?
За столом воцарилась тишина, Евгения Елисеевна даже дышать перестала, равно как и зять, взволновавшись прямотой и резкостью Павла Дмитриевича. Сейчас он мало походил на самого себя, как и Низа, — деликатная, утонченная ее девочка. О чем они говорят, Боже милостивый? Разве в этом есть необходимость, разве не лучше оставить все как есть, не беспокоить тех, кого поглотила вечность?
На фоне этой тишины брошенная Павлом Дмитриевичем вилка прогремела, будто взрыв. Но он заставил себя успокоиться и через минуту засмеялся, то ли горько, то ли неловко:
— А ты думаешь, что твой отец может чего-то не замечать? Такой он у тебя ненаблюдательный, неспособный логически мыслить, да?
— Может, в чем-то и так, — дерзко ответила Низа.
— Где и в чем? — переспросил отец.
— Я хотела сказать, что некоторые прозрения, вероятно, пришли к тебе несвоевременно, точнее, с опозданием. Так ведь?
— Ага, — кивнул Павел Дмитриевич. — Моя дочка хочет найти настоящего отца Раисиных детей. Понятно. А зачем?
