виновата и только прикидывалась незнающей, докончил он аргументацию.
— Я не о том хочу сказать, — Елена погладила мужчины по руке, призывая успокоиться. — Подожди, — обратилась к нему и продолжила для остальных: — Так вот, после того отдыха на Балтике девушки сделались неузнаваемыми. Расцвели, это поняло. Но стали более уверенными, даже дерзкими, держались независимо, чего до этого за ними не наблюдалось. С товарищами вели себя пренебрежительно. Вдруг прекратили с ними общение, начали посещать городские театры, чаще ходить в библиотеки, интересовались музеями.
— Мир увидели и сделали правильные выводы, — казалось, себе самому сказал Павел Дмитриевич.
— И это я не отбрасываю, — согласилась Елена. — Но было еще что-то. Ощущалось чье-то мощное влияние на них.
— Вы не думайте, что мы хотим бросить на них тень. Они хорошие девушки, очень хорошие, — поддержал жену Владимир. — Но и у нас есть хороший сын, послушный, добросовестный, умный. И кстати, — единственный, для которого мы ничего не жалеем. А видите, не смог так удачно устроиться, как Аксинья и Ульяна. Мы не перестаем удивляться, девушки прямо звезды с неба хватают. Понимаете, это не зависть, просто мы тоже родители, и нам хотелось бы не быть хуже других. Говоря о Раисиных детях, мы ищем секрет их успеха. Или мы не понимаем жизни, или что-то не учли, а может, мы не способны к воспитанию и наставничеству?
— Так, — остановила Низа этот ручеек сетований. — С вами все понятно, но к чему вы ведете относительно Раисы и ее детей?
— К тому, что метаморфоза с девушками, их дорогие лагеря не имеют объяснения, во-первых, учитывая, что к Раисе они начали относиться так же прохладно и отчужденно, как и к своим друзьям, и, во- вторых, что Раиса не валилась с ног от работы в школе, — объяснила Елена. — Почему, естественно, и деньги получала небольшие. А по окончании школы девушки даже не сказали матери, куда поступили на учебу, а потом не рассказывали, с кем общаются, как живут. Раиса абсолютно не имела с ними хлопот, только переживала, что она им не нужна.
— Другими словами, — вмешалась в разговор Евгения Елисеевна, — ты, Лена, хочешь сказать, что Раиса не беспокоилась тем, что не имела представления о делах своих детей. А если бы они, например, вляпались в какую-нибудь аферу или преступление, то, по-твоему, она бы этого и не знала? Более того, это ее и не волновало? Так? Да это же глупость!
— Да, но это и меня удивляло. Раиса, бесспорно, была адекватным человеком. Но что-то успокаивало ее материнскую душу, существовало нечто такое, что гарантировало благополучие дочерей, пусть она о том и не знала наверняка.
Елена вертела в руках салфетку, не отваживаясь воспользоваться ею и замарать ее белоснежность.
— И не были они такими чужими, как ты здесь рассказываешь, — возразила Низа. — Мне Раиса говорила, что этим летом отдыхала у Аксиньи. Это, значит, все она о ней знала: и где и живет, и чем занимается, и какие возможности имеет. Да и как могло быть иначе? Так же, наверное, и жизнь Ульяны не была для нее полной тайной, хоть младшая дочь и заехала далеко от родного дома.
— Мы же не о теперешнем времени говорим, а о том, когда девушки оканчивали школу, учились, вступали во взрослую жизнь. Конечно, когда у них есть работа, жилье, хорошие женихи, то они с этим не крылись от матери. А вот спросила бы ты у Раисы, как они этого достигли, и она бы не знала, что тебе сказать.
— Хоть и была спокойна относительно их безупречной жизни? — спросил Павел Дмитриевич.
— Да, — дерзко сказала Елена. — Именно так. Странно, правда?
— Нам пора возвращаться домой, — Павел Дмитриевич кивком дал понять Елене, что разделяет ее сомнения, раз она уверена, что ничего не путает с фактами и их толкованием. — Собирайся, Женя, — обратился между тем к жене.
— Я уже готова, поехали. А вы еще поговорите, это хорошо, что вы Раису все время вспоминаете, — распрощалась с гостями Низина мама.
Тем не менее без Павла Дмитриевича и Евгении Елисеевны разговор не клеился, и объяснить это было тяжело. Может, от них исходила какая-то непризнанная официальной наукой энергетика добра, сочувствия, любви к миру и передавалась людям? Или все проще: они умели хорошо, приязненно слушать, своевременно переводить разговор в безопасное или интересное русло, от чего в общении и ощущались доброжелательность, незаметная и неощутимая поддержка, одобрение всех слов, прощение пусть дурных поступков и даже затаенных глупых мыслей, которых ты сам в себе начинал стыдиться, как только находил.
Елена спешила выговориться, наслушаться звучания Раисиного имени, переворошить камешки ее жизни, стряхнуть с них пыль, налет понимаемого небытия, надышаться иллюзией, что та где-то рядом, только не участвует в разговоре. Это была ее реакция на потерю подруги. Она Раису не порицала, ни в чем не подозревала, не винила. Лишь удивлялась, что у той получалось и не перетрудиться, и копейку иметь. Отчего ей было болеть?
— Раиса имела хороший вкус, она умела купить дешевую одежду, а выглядеть в ней дивой из журнала мод, — вспоминала Елена.
Из ее слов получалось, что Раиса работала в меру, сидела на рядовой ставке и не брала лишних уроков, зато отдыхала качественно, не жалея на отдых ни времени, ни средств. Не отказывала себе в культурных развлечениях, выписывала немало литературных журналов и все их перечитывала. Об этом можно было бы и не говорить, о литературных вкусах хозяйки квартиры свидетельствовали книжные полки, заставленные подшивками «Нового мира», «Дружбы народов», «Иностранной литературы», «Октября», «Москвы». Каждый номер журнала имел довольно потертый, зачитанный вид.
А еще сумбурные рассказы Елены и Владимира свидетельствовали, что Аксинья и Ульяна абсолютно своими силами, без материнских советов и помощи чудесно устроились в жизни. Именно это было так для Раисы непереносимо, так досадно, что она теряла покой и доводила себя до депрессии.
— Кажется, надо было радоваться и жить себе в удовольствие, а она мучилась, что не нужна им, что они относятся к ней, как к чужой тетке.
— Эх, не дожила Раиса до внуков, — вздохнула Низа. — Тогда бы она уставала от другого — от неблагодарных забот, бессонных ночей, детских болезней, непослушания. Но от этого не умирают.
— Что-то я очень плохо представляю ее в роли бабушки, — с сомнением сказал Владимир. — Она не взялась бы их нянчить. Вот присматривать за няньками — да, согласилась бы, а самой возиться — извиняйте.
— Как же она своих вынянчила?
— Возле матери в детсаду. Было бы смешнее некуда, если бы при таких возможностях она сама зашилась в пеленки. Так ведь, я не наговариваю на нее? Наш сынок тоже в детсаду вырос возле мамки. Так что я знаю, о чем говорю.
8
Несколько дней Низа колебалась. Она предположить не могла, о чем пойдет речь во втором Раисином письме. Может, там есть все разгадки, и ей не надо будет искать Николая Петровича Криська (она уже выяснила, как его зовут и где его можно найти) — врача «скорой помощи», которого упоминала Раиса, когда ее забирали в больницу.
Этот мужчина был не таким юным, как о том говорила Елена. Он успел окончить мединститут, устроиться на работу в городской больнице №10, специализировавшейся на почечных болезнях, жениться и даже завести ребенка. Сюда он приехал три года назад в результате того, что его семейный кувшин дал трещину и развалился. Николай Петрович как истинный мужчина оставил жену в покое, при квартире и мебели и закатился в Дивгород, чтобы, не приведи Бог, она не вздумала к нему приехать.
Наверное, он здесь работал бы и дольше, если бы не узнал, что бывшая жена отдала себя другому и больше не будет покушаться на него. И все же дорога в больницу №10 для Николая Петровича была закрыта, так как там работал начмедом ее отец. Зато в больнице скорой помощи всегда были вакансии дежурных врачей по причине высокой текучести кадров. Раньше Николая Петровича сюда и калачом
