гренадерам Италию и Суворова. При его голосе, при воззвании великого имени Суворова, московцы бросались вперёд, но без единства, и погибали. Сила всё ломала. До какой степени был губителен неприятельский огонь, направленный на войска князя Багратиона, видно из показаний французов: они пишут официально, что было выпущено под Фридландом две тысячи пятьсот шестнадцать боевых снарядов, триста шестьдесят два с ядрами, все другие были картечные».[67]
Герой Багратион наконец вошёл в Фридланд, зажёг предместье и стал переправлять войска за реку Алле.
— Боже, сколько крови, — говорила Надежда Дурова, в числе прочих переправляясь через мост из Фридланда.
— Пожар, мост горит! — крикнул кто-то.
К несчастию присоединилось другое. Мосты через реку Алле, по которым должны были переходить наши солдаты, были зажжены по ошибочному приказанию, привезённому одним адъютантом начальнику мостов.
— Что, барынька, невесело! — сказал Дуровой Пётр Петрович, подскакивая к ней.
— Ужасно! Это какой-то ад! — ответила она.
— Хорошо распоряжение! Мосты подожгли! Это чёрт знает что такое! Эй, не напирай! Кто мостом, кто вплавь! — громко кричал Зарницкий своим уланам. — Вы, барынька, от меня не отставайте! А то как раз утонете! — обратился он к Дуровой.
Мостов уже не было — они сгорели; произошёл страшный беспорядок; солдаты кидались в реку, стараясь переплыть на другую сторогу; офицеры отыскивали брод. Много народу потонуло.
Наконец брод был найден. Войска устремились в реку под рёв батарей французских и наших, поставленных на правом берегу Алле.
Наполеон выиграл сражение под Фридландом, но не легко досталась эта победа. Свидетель боя, английский генерал Вильсон говорит следующее: «Мне не достанет слов описать храбрость русских войск. Они победили бы, если б только одно мужество могло доставить победу. Офицеры и солдаты исполняли свой долг самым благородным образом. В полной мере заслужили они похвалы и удивление каждого, кто видел фридландское сражение».
Под Фридландом убито и ранено до десяти тысяч человек убит генерал Мазовский,[68] а генералу Сукино[69] оторвало ногу.
Наша армия, по окончании сражения, переправилась через реку Алле и грустно двинулась к Велау.
Глава XXV
В конце Пасхи в Каменки приехал Леонид Николаевич Прозоров с матерью. Он застал старого князя в страшном горе. Уже два дня прошло, как княжна Софья была похищена злоумышленником, и тщательные розыски ни к чему не привели — княжна как в воду канула.
— Скажите, князь, что случилось? Где же княжна? — спрашивал Леонид Николаевич.
— Не спрашивайте лучше, Леонид Николаевич! Софьи уже два дня как нет: на неё в нашем лесу напали какие-то разбойники и увезли, — чуть не плача, ответил Владимир Иванович.
— Что вы говорите, князь! Что вы говорите! — побледнев как смерть, воскликнул Прозоров.
Князь рассказал молодому человеку о постигшем их несчастии.
— Надо было сейчас же за негодяями послать погоню.
— Несколько отрядов было послано.
— Ну и что же?
— Посланные возвратились с ответом, что похитителей и след простыл, — печально ответил старый князь.
— Боже, что же делать! — с отчаянием проговорил Прозоров, закрывая лицо руками.
Он так спешил в Каменки, думал, что ждёт его счастие. Свадьба их назначена была после Пасхи, на Красную горку. И вдруг почти накануне свадьбы княжну похищают! Все надежды Прозорова рушились. Горе молодого человека было велико; его старушка мать, сама плача, старалась утешить и успокоить любимого сына.
— Ваше сиятельство! Глашутка вернулась, — радостным голосом проговорил Федотыч, входя в столовую, где находился князь с приехавшими гостями.
— Приехала? Одна? — с замиранием сердца спросил Владимир Иванович.
— Нет, ваше сиятельство, не одна, а с двумя бродягами, с теми, вишь, какие напали на нашу голубушку княжну.
— О, теперь легче узнать, куда они дели Софью.
— Где же негодяи? — спросил у Федотыча Прозоров.
— Да в людской, — ответил тот.
— Пойдёмте, Леонид Николаевич! Ваш приезд счастлив: Софья найдётся.
Обрадованный князь в сопровождении Прозорова поспешил в людскую.
Там дожидалась князя дочь мельника. На красивом лице молодой девушки видна была радость. С ней рядом стояли, понуря головы, Петруха и Кузька. Руки были у них крепко скручены.
Как попались оборванцы в руки молодой девушки?
Глаша поехала на розыски в сопровождении трёх княжеских дворовых и кучера. Она заехала на мельницу, простилась с отцом и отправилась в путь с надеждою напасть на след похищенной княжны. Почти сутки плутала она по окрестным местам княжеской усадьбы, побывала во всех сёлах и деревнях по окрестности, расспрашивала попадавшихся ей, не видали ли они или не слыхали о княжне? Но ни розыски, ни расспросы не помогли. Молодая девушка уже отчаивалась, как совершенно случайно, проезжая большим торговым селом, она увидала, что около кабака на лужайке какие-то два оборванца бойко пляшут под гармонь, на которой играл молодой парень в кумачной рубахе и в суконном кафтане, накинутом на плечи. Глаша взглянула на плясунов и сразу узнала Петруху и Кузьку; они были пьяные и, не обращая никакого внимания на подъехавший тарантас, продолжали выплясывать разные коленца.
— Ребята, вот разбойники, что напали на нас в лесу! Вяжите их скорее! А если не сладите, позовите народ! — крикнула молодая девушка своим провожатым, показывая на плясунов.
— Вона, не сладим!
Княжеские дворовые ловко сшибли с ног Петруху и Кузьку и, прежде чем те успели опомниться, крепко их скрутили. Игравший на гармони парень и собравшиеся посмотреть на плясунов мужики протестовали было против этого, но когда они узнали, что были за люди плясуны, сами ещё помогали крутить разбойников. Произошло это верстах в двадцати от Каменков.
Петруху и Кузьку силою ввалили в тарантас; Глаша поспешила в княжескую усадьбу. Бродяги почти в продолжение всего пути крепко и беззаботно спали. По приезде в усадьбу их растолкали и заставили выйти из тарантаса; связанные оборванцы с удивлением посматривали на себя; они забыли происшедшее с ними.
— Петруха, а ведь нас скрутили! — толкая товарища, опомнился первый Кузька.
— Чай, видишь, чёрт, чего спрашиваешь? — огрызнулся рыжеволосый.
— Как это нас угораздило попасться?
— Не знаю, не помню.
— И я ничего не помню.
— Дай срок, под палкою вспомнишь, — вмешался кто-то из дворовых.
Оборванцев ввели в людскую.
— Разбойники, вы похитили мою дочь? — крикнул на них князь Владимир Иванович.
— Никак нет, мы ничего не знаем! — как ни в чём не бывало ответил Петруха.
— Врёшь, негодяй, я заставлю тебя сознаться! Я прикажу бить тебя палками!
— Что же, нам не привыкать, — нахально ответил Кузька.
— Успокойтесь, князь, я прикажу заковать их в цепи и отправить в город. Там заставят их говорить
