запечатлелись на нем. Иосиф смотрел на нее, и его сердце наполнялось горячим чувством. Как сильно он ее любил! Но все же вместе с этой волной любви он ощутил и приступ сожаления. Мириам должна была родить Мессию. Чтобы дать Его, Всевышний взял у него ее… Не первый раз эта мысль посещала Иосифа; она прилетала внезапно, как стрела. Он отгонял ее, но она возвращалась. Вот и теперь, воспользовавшись этой бессонной ночью, она посетила его вновь. Она внедрялась в его сознание, как змея в отверстие тесной норы. Говорила: «Вы могли бы быть самой счастливой парой… Никто из вас не требует от жизни каких?то необыкновенных вещей. Вы бы ни в чем не нуждались. Своей любовью вы бы служили Всевышнему и провозглашали Его величие… Но Он предпочел пройти между вами…»
Эта ночь отняла силы у Иосифа. Печаль накатывалась, словно морские волны, бьющиеся о берег. Можно было подумать, что ветер, хлеставший дождем и мокрым снегом по крыше лачуги, каждым своим ударом усиливал его страдания. Он пытался бороться, но ветер вырывал из него наиболее потаенные мысли и самые скрытые чувства, растравлял не зажившие до конца раны. Иосиф чувствовал себя беззащитным, как дом, у которого буря обрушила стену. А невидимый противник засыпал его словами, а потом хохотал с триумфом и бросал ему в лицо: «И зачем же ты ждал? Что ты получил? Для чего нужны были все твои жертвы?»
Кусая губы, Иосиф пробовал молиться, но сил хватало только для того, чтобы повторять: «Господи, я хочу только того, чего Ты хочешь… Пусть исполнится Твоя воля… Я хочу, хочу…»
Неожиданно он испытал такое чувство, как будто над ним нависла чья?то рука, намеревавшаяся его раздавить. По телу пробежала дрожь. Он был еще слишком молод, чтобы думать о смерти, но в тот момент ему показалось, что это именно она склонилась над ним…
Мириам пошевелилась на его коленях, подняла голову, открыла глаза, взглянула на него. На ее бледных губах промелькнула улыбка. Она тихо сказала, будто по–прежнему вела беседу с Иосифом:
— Моим Сыном…
Она снова закрыла глаза и положила голову на колени Иосифу. Ее дыхание стало вновь дыханием спящего человека. Иосиф, хотя все его тело уже онемело, остался сидеть неподвижно.
Вдруг он услышал, что ветер перестал колыхать кладку дома. Он утих, как будто на него наступили. Уже не было слышно его хохота. Дождь тоже перестал. В лачуге воцарилась тишина, в которой было слышно только дыхание спящих. Снова медленно потекло время. Но скорбь уже не терзала сердце Иосифа.
23
Только на пятый день они вновь подошли к берегу Иордана. С холодных, открытых всем ветрам гор они опять сошли в душную долину, по дну которой с шумом неслась поднявшаяся река. У нижнего брода возле Вифавары* собралась огромная толпа. Люди расположились лагерем на берегу, решая, что делать. Переход через реку был очень тяжелым. Глубокая вода доходила до плеч и неслась так стремительно, что, несмотря на переброшенные с одного берега на другой веревки, люди, решавшиеся войти в воду, не могли удержаться на ногах. Кому?то удавалось перебраться на другой берег, другие возвращались назад. Кто?то не сумел удержаться за веревку, и река унесла его вниз по течению…
Иосиф, оставив Мириам в стороне, подошел к толпе взбудораженных людей, чтобы послушать, о чем они говорят. Мнения были разные. Одни предлагали подождать, утверждая, что уже через два дня вода спадет. Другие намеревались переправиться любой ценой. Но были и такие, кто предлагал идти вдоль реки до устья и там, на берегу Асфальтового моря* переправиться на лодках. Это значительно удлиняло путь, зато позволяло избежать переправы через поднявшийся Иордан. Тщательно все обдумав, Иосиф решил воспользоваться этим советом.
Они отправились вниз по дороге, ведущей к устью реки. Дорога была узкой, каменистой, не слишком утоптанной: в обычное время здесь никто не ходил. Колючие кустарники вытягивали свои стебли и цеплялись ими за одежду идущих людей. Направляемый Иосифом осел был весь исколот колючками и шел медленно, похрапывая. В конце концов они выбрались из зарослей. Перед ними была огромная, почти черная поверхность водного диска. Иордан, впадая в море, создавал вокруг своего устья рыже–бурое пятно. Между буйной растительностью, покрывавшей берег реки, и морем тянулась полоска каменистого пляжа. Там не было ни единой травинки. Только валялись высушенные на солнце и отполированные морем пни деревьев и ветви, похожие на старые кости. Тут и там посверкивали маленькие лужицы. Вокруг них стеклянным блеском белела соль. От воды разило резким неприятным запахом.
На берегу стояли рыбацкие лодки. Узнав о целых странствующих толпах, которым надо переправиться на другой берег, владельцы лодок приплыли сюда. Они громко торговались о цене перевоза. Оставив Мириам, Иосиф подошел к рыбакам. Лодки перевозили людей за устье Иордана. Но среди рыбаков были те, кто соглашался и на более длительную переправу. Нетрудно было найти желающих переправиться даже на западный берег моря, к грозно темневшим скалам.
Иосиф решил, что такая переправа им подходит больше, так как она намного сокращает путь. Правда, переправившись, надо будет взбираться на высокий берег, зато они выйдут прямо к Вифлеему, минуя Иерихон и Иерусалим. Иосиф надеялся, что плаванье не так сильно утомит Мириам. Путешествие длилось дольше, чем они предполагали, и Мириам была измучена трудностями пути. Хотя она по–прежнему уверяла, что чувствует себя хорошо, ее вид свидетельствовал об обратном. Плывший в ту сторону перевозчик готов был их взять, но он не соглашался брать осла. И Иосиф, и Мириам горячо просили его. Мириам привязалась к животному. Иосиф тоже питал симпатию к своему вислоухому спутнику. К тому же он понимал, что без осла Мириам будет тяжело дойти до Вифлеема. В конце концов за дополнительную плату рыбак согласился взять и осла. Животному связали ноги и положили на корму лодки.
Лодка отплыла от берега настолько нагруженной, что вода почти доставала до ее краев. Расшатав лодку, можно было зачерпнуть воды. Поэтому, предупрежденные рыбаком, все сидели неподвижно. Плыли они так медленно, что можно было подумать, что лодка стоит на месте. Временами, когда налетал ветер, надувая паруса, они плыли быстрее. На море не было волн, и лодка словно скользила по водной глади. Прошел небольшой дождик. Из?за гор, поднимавшихся грозной стеною на западном побережье, надвигалась туча. Вскоре она повисла над ними и накрыла их туманом, в котором исчезло все вокруг. С неба полились струи дождя, с плеском ударявшиеся о поверхность моря. Какое?то время люди в лодке были словно окружены водяной завесой. Они дрожали. На дне лодки появилась вода, и рыбак велел вычерпывать ее и выливать за борт. Но понемногу ветер разорвал тучу. Дождь шел все тише, и небо постепенно прояснилось. Вновь можно было увидеть берег, к которому направлялась лодка. Только солнце уже не светило.
Стало очень душно, было тяжело дышать.
Лодка плыла медленно, но все же постепенно приближалась к берегу. Все отчетливее был виден высокий скалистый берег и белая полоса песка. От прибрежных скал отходил длинный каменный мыс с плоским хребтом, напоминавшим огромный стол. Когда лодка была уже совсем близко, сидящие в ней заметили на мысе людей, одетых в белое.
Когда они, наконец, доплыли, наступили сумерки. Люди высаживались на берег и разминали ноги, онемевшие от многочасового пребывания без движения. Чтобы выйти из лодки, Мириам пришлось опереться на плечо Иосифа. Она это сделала с трудом. Иосиф с беспокойством смотрел на ее посиневшее лицо и обескровленные губы. Пройдя несколько шагов, она села на песок и опустила голову. Иосиф пошел к лодке, чтобы развязать осла и свести его на берег. Затем он вернулся к Мириам, посмотрел на нее с тревогой. Она подняла голову и, пытаясь улыбнуться, сказала:
— Не бойся…
Но Иосиф не чувствовал себя спокойно. Он озабоченно смотрел на скалистую гряду перед ними. В нее врезалась глубокая расселина, усыпанная обломками обвалившейся скалы. По дну расселины зигзагами поднималась узкая тропинка. Это был их путь. Наверху, невидимая снизу, возвышалась крепость Гиркания.
Было уже слишком поздно для того, чтобы отправляться в потемках в дикие горы. Другие люди, приплывшие на лодках, тоже собирались переночевать на берегу. Они стали разжигать костры. Дров было достаточно, но они были мокрыми. Огонь никак не хотел разгораться — по земле стелилась струйка дыма. С
