Реально он стоит три. А шоколад? Хаджадж называет цену. Затем торгуются консервы, пенициллин, спирт. Короче, выходит сумма за триста фунтов.
Нечипоренко бьет меня в бок: «Торгуйся, Жора!»
Я робко говорю:
— Лязим зияда (добавь еще)!
Хаджадж мотает головой, он не согласен.
Торг идет на пальцах. Так, в анонимности и тайне, происходит трансакция: Нечипоренко получает фунты, их много. Эти общаковые фунты будут незамедлительно переведены в сертификаты с желтой полосой и положены в бухгалтерию офиса в Каире.
Довольный, Нечипоренко садится в «козла», и мы уносимся, взметая тучи пыли.
И снова хозчасть. Массивный бетонный забор. Ряды колючей проволоки. Царство советской армейской коррупции. Здесь же — Первый отдел и все хозяйство бригады ПВО, скрытое от посторонних глаз.
Палящее солнце. Парит гриф. В центре плаца натянута парусина, и под ней установлен длинный стол — подобно тем, что в фильмах про колхозы. Здесь накрывают обед.
Я осторожно сажусь с краю. В центре — командир бригады подполковник Мордовин, замполит майор Свиблис, завхоз Нечипоренко, особисты Агапов и Шацкий и еще пара офицеров.
Несут обед: люля-кебаб, помидоры с луком, борщ, макароны.
Нечипоренко подмигнул, и всем разлили спирт.
Мордовин встал, в руке алюминиевая кружка:
— Ну что, товарищи, обустраиваемся? Доложим в центр, что к боевому дежурству приступили!
Мы выпиваем залпом спирт и уминаем люля-кебабы. Затем закуриваем «Килубатру».
Над нами — все так же висит, раскрывши крылья, гриф, похожий на тех, что на египетских наскальных изображениях.
Нечипоренко хлопает меня по плечу:
— Ну, Жора, ты молодец!
— Эх, египтянку бы, — молвил пожилой низкорослый сержант, отупев от спиртоколы и докуривая сигарету до самого фильтра. — Когда вошли мы в Европу в 45-м, то раком поставили всех. Независимо от национальной принадлежности. Была у нас частушка: «Хочешь — польку, хочешь — чешку. Хочешь — сзади, хочешь — сверху». Победителей не судят!
Начинается разговор о бабах. Он длится долго.
Потом мы с Нечипоренко едем в пустыню, на батарею ПВО. Нечипоренко привез солдатам плов — вязкий рис, в котором попадались кусочки курдючного сала. Сигареты и шоколад он предусмотрительно оставил на складе.
Солдаты ковыряли ложками в мисках, ругались:
— Мясо, гады, где?
— Погодь трошки, будет тебе мясо! — ухмылялся Нечипоренко.
Солдаты на позиции сидят, зарывшись в блиндажи у РЛС, и жрут жирный плов, не получая сигарет и шоколада. Они находят выход — торгуют вещами и собой и проклинают командиров.
КОМАНДНЫЙ ПУНКТ ПВО
(март-май 71-го)
Египетский денщик разрезал багет и положил туда плотную, соленую брынзу (гибна бейда). Потом дал мне старенькую бутылку кока-колы. Сочетание хрустящего багета, соленой брынзы и сладко-ароматной колы антисоветски восхитительно. Попросил еще.
Пока жевал багет, в наш КП налетели мухи. Они донимают всех и садятся на планшет.
Вызывают денщика Саида. Он входит с устройством типа примус, модель 20-х годов. Быстро-быстро гоняет ручку распылителя, из него вылетают облака отравы — сладковатой, с бензиновым душком. Сотни мух ложатся у наших полевых ботинок. Не шевелят лапками. Денщик быстро выметает мух.
Египетский дежурный офицер — капитан Хильми — невозмутимо листает «Плейбой». Ему плевать на местную мораль, он из коптской аристократии. На запястье матово поблескивает «Ролекс», спокойное лицо, и скоро — поездка в Лондон. Брахицефальный череп — ведь он потомок древних египтян. На лице — презрение к советским варварам, что переругиваются матом, торгуются из-за каждого пиастра, не верят ни в Бога, ни в черта.
Станция машет лопастями. А на командном пункте за планшетом русские солдатики в наушниках и фломастерами наносят стрелки. Могучие РЛС — радары дальнего слежения — охватывают воздушное пространство от Нубии до южных предгорьев Кавказа. Солдатики в наушниках наносят пунктиры на экран.
Наверное, из района Мертвого моря вылетел израильский «Фантом»: желтенькая ниточка на экране поползла к Эйлату, оттуда вдоль Красного моря — через Гардаку (Хургаду) — к Асуану.
«Ба-бах!» — и еще пять стрелок оторвались от Израиля и полетели через Средиземное море к Александрии. Еще сигнал в наушниках — и еще три стрелки поползли южнее Синая и дальше — через Красное море.
Все нервно зашевелились: «Фантомы!»
Главное — не дать израильтянам взорвать Асуанскую плотину — символ советско-египетской дружбы. Это попахивает мировой войной. Плотину может сковырнуть разве что атомная бомба.
Но кто их, израильтян, поймет?
Пока на планшете чертят стрелки, ко мне подходит виияковец Сергей и шепчет: — Послушай, старик, ты читал Фрейда?
Я отвечаю удивленно:
— Нет!
— Ну ты отсталый! — и он впаривает мне про подсознательные инстинкты, про комплексы Эдипа и прочую половую дребедень.
Слушаю, забыв о воздушной тревоге.
Тем временем «Фантомы» пролетели над Средиземным и Красным морями, совершили вираж над Гардакой (Хургадой), Бени-Суэйфом, Мансурой, Комомбо и направились к Асуану.
— Да где же наши?! — бьет кулаком от злобы советский хабир-полковник.
Однако стрелки неудержимо (а сзади — еще три такие же) ползут к суданской границе, все ближе к Асуану. На бреющем (как нам доложат позже) полете проносятся над ГЭС и с той же скоростью уходят назад к Синаю.
Над нашими головами лопаются звуковые барьеры.
Смертельная опасность миновала.
Отбой!
Все дружно принялись курить и пить крепчайший бедуинский кофе.
Я беспощадно ругался матом в прокуренном КП. Майор Денисов, дежурный советский офицер, слушал-слушал, моргал прозрачными глазами, крутил рыжий ус, а потом закашлялся. Видимо, он охренел от такого мата.
Странно, после армии я утратил способность так хорошо ругаться. Для любого вдохновения нужно время и место.
Настала душная ночь. В комнате отдыха арабские офицеры легли спать, натянув на головы одеяла. Торчали их босые пятки. Вентилятор на потолке равнодушно месил спертый воздух.
Почему они кутают голову и не утепляют ноги? Какая-то инверсия национальных привычек, подумал советский переводчик и вышел прогуляться. Их босые пятки и густой храп совсем достали.
Громадная луна на небосводе. Черные лопасти РЛС, жуткое зрелище. Светлое небо. Не такое ли небо видел Флобер на юге Египта, когда вышел из шатра, в котором провел ночь с куртизанкой Кучук-ханем?
