торговцам. Нужда погнала многие миллионы людей в города. И страна, которая веками обеспечивала себя продовольствием, оказалась больше чем наполовину зависимой от импорта зерна.
Иранцы — потомки жизнелюбивых огнепоклонников. Пожалуй, сама природа этой страны научила ее обитателей умению вкушать радости жизни. Когда летишь над Ираном, видишь внизу безводную рыжую пустыню, на которой кое-где белыми пятнами выступает соль. Пустыня эта к тому же перегорожена несколькими горными кряжами, более высокими, чем Альпы. Занимая территорию в полтора миллиона квадратных километров, Иран долгое время не был единым экономическим организмом. Очаги хозяйственной жизни являлись отдельными, почти не связанными друг с другом островками.
Национальная черта иранцев — это умение стать спиной к пустыне, которая постоянно напоминает о своем присутствии, и создать для себя как бы микромир оазиса. Персидская поэзия основана именно на этой жизненной философии. Находясь рядом с журчащим ручьем, человек подсознательно всегда помнит о соседстве безжизненной пустыни.
СИРИЯ
Животворные воды Евфрата
В Священном Писании эти места именуются землей, где текут молоко и мед. Но как в действительности скупа, как сурова к человеку природа описанных в Библии мест, многие из которых находятся на территории нынешней Сирии!
Я еду из Дамаска в долину среднего Евфрата. Эта река, пересекающая Сирию с северо-запада на юго-восток, от турецкой до иракской границы, была древнейшей колыбелью народов и цивилизаций. При впадении в Персидский залив Евфрат сливается с Тигром. Их бассейн, или Двуречье, еще пять тысяч лет назад был местом, где процветала культура шумеров, отголоски которой дошли до нас в библейских мифах и притчах. Здесь, на стыке трех континентов — Азии, Африки и Европы, — издавна скрещивались караванные пути, здесь волна за волной проходили завоеватели. Сирия была частью Древнего Египта, Ассирии, Вавилонии, Персии, Римской, Византийской, Османской империй. Она изведала колониальное иго Франции. Лишь в 1946 году сирийскую землю покинул последний иностранный солдат.
Из Южной Европы в Северную Африку, из Индии в Аравию двигались купцы и воины. А местному жителю-пастуху и землепашцу приходилось единоборствовать с отнюдь не щедрой природой этих библейских мест. Тут поневоле думаешь об упорстве человеческого духа.
Близ древнего города Хама я долго стоял около нории — гигантского водоподъемного колеса, изобретенного двадцать пять веков назад. Когда вслушиваешься в скрип этих обросших тиной деревянных колес, с благоговением думаешь: вот еще пример того, что идея, возникшая еще на заре цивилизации, вплоть до наших дней служит людям. Минувшие века оставили после себя развалины монументальных сооружений, барельефы, воплотившие незнакомую нам жизнь. Но сирийские нории своей долговечностью перебрасывают мост от ветхозаветных преданий к современности. Их видели персы и римляне, византийцы и турки, ими дивились крестоносцы. Нории — это зримое свидетельство того, что мечта о воде, о том, чтобы утолить жажду сирийской земли, не оставляла людей никогда.
Я пересек Сирию почти из конца в конец. От Дамаска до Алеппо, с его фисташковыми рощами и цитаделью Саладина на крутом холме, и от Алеппо до Евфратского гидроузла. Едешь сотни километров и видишь по обеим сторонам дороги лишь оранжево-бурую волнистую даль. Селения из глинобитных домов с плоскими крышами сливаются с окружающей местностью. Вокруг ни кустика, ни деревца. Лишь редкая пожухшая трава, которую щиплют овцы. Возле жилищ — черные козы и серые ослы. Порой на иссохшей земле видишь борозды. Люди бросают семена, не зная, принесут ли они урожай. Все зависит от орошения. Только живительная влага рождает серебристые оливковые рощи, зелень фисташковых деревьев, словно убеленные снегом поля хлопчатника. Лишь проехав добрую тысячу километров по сирийским дорогам, насмотревшись на крестьянские селения, на борозды без всходов, лишь навидавшись миражей, когда кажется, что уходящая к горизонту полоса асфальта залита водой, начинаешь понимать, что означает для Сирии Евфратский гидроузел.
Илистые, капризные воды Евфрата — самой большой реки Западной Азии протяженностью три с половиной тысячи километров — веками текли между безжизненных берегов, почти не одаривая их влагой. Двадцать шесть миллиардов кубометров воды ежегодно уносит Евфрат в Персидский залив. Вот уже целое десятилетие Евфратский гидроузел позволяет регулировать сток реки. Благодаря этому площадь орошаемых земель в Сирии удвоилась. ГЭС на Евфрате вырабатывает половину всей потребляемой в стране электроэнергии. Евфратскую плотину называют «сестра Асуана». По масштабам строительных работ она превосходит гидроузел на Ниле. Когда взберешься на ее гребень и прошагаешь по нему из конца в конец под палящим солнцем, по-настоящему осознаешь размеры сооружения: 4500 метров в длину, 60 — в высоту. Образованное плотиной водохранилище содержит почти половину годового стока Евфрата.
Если проехать от молодого города Ас-Саура примерно 30 километров вдоль правого берега Евфрата, встречаешь указатель: «Ресафа». Преодолев еще примерно такое же расстояние по проселочной дороге, вдруг видишь среди безжизненной пустыни величавую крепость. Это руины одного из мертвых городов, когда-то процветавших на берегах Евфрата. Хорошо сохранился прямоугольник городских стен: примерно 500 метров в длину и 300 в ширину. Каждая из четырех стен имеет ворота. Самые впечатляющие из них — северные. Они состоят из пяти арок, украшенных изысканным орнаментом. Все постройки возведены из серебристо-розового, как бы светящегося изнутри камня. Наряду с другими городами Двуречья Ресафа упоминается еще в ассирийских текстах. Однако особую известность город получил после 305 года. Тогда в нем был подвергнут жестокой казни римский легионер Сергиус, принявший вопреки запрету христианскую веру. Так в святцах появилось имя еще одного великомученика — святого Сергия. Впоследствии над его могилой была воздвигнута базилика и неподалеку построена одна из красивейших церквей византийской эпохи.
Для историков долгое время было загадкой: как выросший в пустыне город удовлетворял свои потребности в воде? В 70-х годах, накануне затопления водохранилища Евфратского гидроузла, советские и сирийские строители обнаружили в береговом откосе два трехметровых отверстия. Эти начинавшиеся у реки трубы затем соединялись в один подземный тоннель. Исследовать его без специального оборудования не удалось. А снаряжать экспедицию не позволял график пуска электростанции. Входные отверстия были загерметизированы бетонными пробками и оказались теперь под тридцатиметровым слоем воды. Однако направление тоннеля зафиксировано. Оно позволяет предположить, что Ресафу соединял с Евфратом многокилометровый подземный водовод.
Из Ресафы в Баальбек
Шоссе спускается в долину, протянувшуюся между двумя горными кряжами. За одним из них осталась Сирия. Как раз там находятся Голанские высоты, оккупированные Израилем.
А здесь, в долине Бекаа, — уже Ливан. Горы отгораживают эту впадину и от Средиземного моря, и от Сирийской пустыни. Плодородная долина с бурой, кофейного цвета землей возделана от края и до края. По склонам уступами спускаются виноградники, яблоневые сады. На плоских местах зеленеют злаки. Ветра нет. Тишина. Лишь звякают бубенчики овец, которые лениво перебираются с места на место. И вот впереди захолустный поселок — все, что осталось от основанного когда-то финикийцами города Баальбека. После прихода Александра Македонского он стал называться Гелиополисом. Авторы научно-фантастических романов считают, что Баальбек стал называться Городом солнца не случайно. Не была ли причиной тому загадочная каменная плита исполинских размеров, будто бы способная служить стартовой площадкой для
