«Стрела, пущенная его твердой рукой, пронзила бронежилет пришельца и поразила его прямо в верхнее сердце…»

Постойте, постойте… Это Написал Я?

В отчаянии я запустил толстенной, страниц на восемьсот, книгой в угол комнаты.

Впрочем, чему удивляться? Любой, даже самый гениальный автор в конце концов испишется, утратит свою яркую индивидуальность, умение удивлять, завораживать читателя с первой страницы и держать его в постоянном напряжении до последней, если будет каждые три дня выдавать на- гора по новому роману. Разве не так? Вы знаете исключения?

Я искренне надеялся, что хотя бы мне удастся избежать этой участи. Хотя и затруднился бы сказать, на каком основании выстроена эта надежда.

Но увы мне, увы! Подобно многим моим широко известным коллегам я превратился в банальнейшего поставщика макулатуры.

Мне удастся, конечно, еще какое-то время продержаться на плаву: все-таки авторитет, заработанный за годы творчества, не исчезнет в одночасье. И у меня всегда останется какое-то число поклонников среди читателей, чьи требования к литературному достоинству книги не очень высоки. И издатели всегда будут с нетерпением ждать мои новые рукописи.

Но…

5

На долгое время я погрузился в глубокую депрессию. Звук нажимаемых клавиш казался мне попеременно то чересчур зловещим, то каким-то невыносимо скучным.

Но я все-таки еще не до конца сдался. В глубине души я лелеял радужную надежду когда-нибудь вновь повернуть стрелку часов в мою сторону. Только не представлял себе, как это сделать.

Но я думал…

Я много думал…

У меня было чертовски много времени на раздумья!..

И вот однажды… Господи, какое забытое ощущение!

И вот однажды идея совершенно нового романа возникла в моей голове. Пока только идея, голый костяк повествования. Но по мере того, как она день за днем обрастала все новыми и новыми подробностями, я начал понимать, что ничего подобного я не писал никогда раньше. Да что я? Господи, поправь меня, если я ошибаюсь… Я просто не находил ничего хотя бы немного похожего во всей мировой литературе! Конечно, я не мог собственноручно наклеить на свое еще не написанное творение ярлык гениальности. Но это скорее по причине моей скромности… И потом, гениальность – это не совсем то слово, которое способно… В общем, в этот миг я был вне себя от счастья!

Дело было за малым. Так, пустячок, небольшая проблемка… Я не мог заставить свои руки подчиняться мне!

То есть одну-две фразы я еще успевал напечатать сознательно. А потом мои быстрые пальцы уносились прочь к своей невидимой цели, оставляя меня далеко позади, охваченного бессильной злобой.

Но и это препятствие не было непреодолимым! Решение проблемы плавало на поверхности: очевидно, чтобы написать задуманный роман в строгом соответствии с моими пожеланиями, мне нужно отказаться от продемонстрировавшего свою порочность десятипальцевого метода. Вот только как?

Нет, придумать какой-нибудь способ решения этой проблемы не составляло труда; уже через несколько минут размышлений разнообразнейшие способы роились у меня в голове десятками. Вот только где мне взять решимости для осуществления хотя бы одного из них?

Впрочем, другого выходя у меня все равно не было. «Как говорится – косяк клином вышибают!» – вспомнил я один из каламбуров мистера Зоза и на негнущихся ногах двинулся в сторону холодильника.

Должно быть в этот момент на лице моем была написана та же решимость, смешанная с отчаянием (в соотношении один к двум), что и на лицах героев Французской Революции, обреченно приближающихся к гильотине. Причем приближающихся не в первый раз…

6

Мистер Зоз приехал ко мне как-то раз вечером, примерно через неделю, обеспокоенный тем, что от меня так долго не поступало новых рукописей. И, увидев меня с:

а) обеими загипсованными руками;

б) двумя одинокими указательными пальцами, нелепо торчащими из гипса;

в) непередаваемо счастливым выражением лица, с которым я сосредоточенно водил этими пальцами над клавиатурой,

впал в полную прострацию.

А потом выпал из нее и закатил мне грандиозный скандал, хотя сам прекрасно понимал, что от несчастного случая не застрахован никто. Кроме, быть может, меня. (Кстати, забегая несколько вперед, скажу, что страховку мне так и не выплатили, обвинив в сознательном членовредительстве. Ну что я им мог ответить на такое?) Мистер Зоз с выражением почти священного ужаса на лице кричал о том, что я ему сорву все контракты с издателями. Что лучше бы я тогда сразу прищемил себе голову, раз уж все равно ничего полезного ею сделать не в состоянии. А я почти не слышал его, только думал про себя: «Господи, как же он постарел…»

Когда он успокоился немного и обессилено откинулся в кресле, я попытался мягко объяснить ему, что он, пользуясь его же собственной терминологией, бросает камни не совсем в тот огород. И что не все так мрачно, как он пытается представить. В конце концов, врачи сказали, что гипс уже через несколько месяцев можно будет снять. (При слове «месяцев» мистер Зоз молча всплеснул руками) И что зато, когда все эти неприятности закончатся, я вновь потрясу мир своим новым шедевром. Причем таким, что, возможно, даже возникнет необходимость в пересмотре самого понятия «шедевр».

Мистер Зоз заверил меня, что искренне надеется, что все именно так и будет, сел в машину (к моему удивлению, это оказалась всего-навсего ярко-красная Ламборджини) и умчался в ночь…

Наконец-то я снова мог почувствовать себя настоящим творцом, а не просто механической приставкой для набора текстов. И получать от творческого процесса массу удовольствия. Полузабытого, но оттого еще более ценного удовольствия.

В те дни я не бросался к компьютеру, как одержимый, с самого утра. О нет! Я был уже не в том возрасте, когда неконтролируемые эмоции заставляют тебя добиваться всего и сразу. Я хотел полностью насладиться процессом. Всеми его этапами.

Сначала я просто включал компьютер в сеть. Затем, когда экран монитора разгорался самыми призывными цветами, я начинал неспешно прохаживаться вдоль комнаты, как бы совсем не замечая его. Туда и обратно. Туда и обратно. Ощущая при этом, как в кончиках пальцев потихоньку нарастает приятнейший зуд, вызванный непреодолимым желанием действия. Или это просто давала о себе знать гипсовая крошка? Нет, не думаю… И только когда мое желание коснуться клавиатуры становилось соизмеримым по степени разве что с желанием Отелло сомкнуть свои пальцы на белоснежной шее Дездемоны, я уступал и давал волю рукам. Видели бы вы их в этот момент! Своими движениями, одновременно неуклюжими, но не лишенными некоторой грациозности, они напоминали двух лебедей. И белый цвет бинтов только подчеркивал это сходство.

7

Я трудился над романом полгода. Вы только вслушайтесь – полгода!

А когда закончил – сразу же позвонил литературному агенту и предложил ему не мешкая приехать ко мне. Он не заставил себя долго ждать, появился у меня уже через полчаса и заполнил собой мое лучшее кресло.

– Посмотрим, посмотрим, – с надеждой в голосе пробормотал мистер Зоз, взяв в руки первый листок из большой стопки, торжественно преподнесенной мною.

Выражение ожидания неземного удовольствия медленно растекалось по его лицу. Как, впрочем, и по моему. Мне доставляло удовольствие просто наблюдать за выражением лица мистера Зоза и представлять себе по памяти, какой фрагмент романа он держит сейчас перед глазами. И мое ожидание оправдалось!

Мистер Зоз начал чтение, еще не до конца стерев с лица свою обычную, с оттенком скепсиса улыбку. На

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату