— Ни черта ты не знаком!
Столяров остановился над Жигой, засунув руки в карманы штанов и широко расставив ноги.
— Сейчас я начну задавать вопросы, — сказал он, — а ты будешь на них отвечать. За каждый вопрос, на который я не получу ответа, я буду отрезать тебе палец. Когда закончатся пальцы, я отрежу тебе уши. Потом выколю глаза. После пятнадцати вопросов без ответа ты перестанешь быть мужчиной. А теперь — внимание, первый вопрос. Легкий. Ты понял меня?
Во взгляде цыганенка не было и капли страха. Он снова выдал длинную фразу на своем родном языке, но, когда Михаил наступил ему на коленную чашечку и вежливо попросил перевести, перешел на русский.
— Я сказал… Отрежешь мне палец — завтра потеряешь два. Выколешь глаз — сам станешь слепой. Я не боюсь ни бога, ни черта, гаджо. А на тебя я плюю.
И он действительно плюнул, но самолюбие Столярова от этого не пострадало, а его ботинок стал только чище.
— Ясно. — Михаил вынул правую руку из кармана и щелкнул выкидным лезвием ножа. — Ответ не засчитан.
Жига задергался, но Столяров придавил коленом его ноги и кулаком прижал к полу ладонь с растопыренными пальцами.
«Это враг, — напомнил себе Олег. — Он помогает врагам. А значит, его руки тоже в крови. В крови Марины».
И все равно, когда кончик лезвия царапнул пол, он отвернулся. И испытал малодушное облегчение от того, что цыганенок не кричал.
— Вот так, — сказал Михаил, поднимаясь с колен. — В правом ухе ты уже не поковыряешь. Продолжим наш вечер вопросов и ответов…
— Отрежешь палец — потеряешь два! Отрежешь ухо — оглохнешь! — как проклятие, повторил Жига. На его губах блестели пузыри кровавой слюны.
Когда Михаил повернулся к цыганенку спиной, Гарину стало видно, насколько подполковнику не по себе. Он подошел к столу, за которым сидел Олег, оперся о столешницу и негромко сказал:
— Ничего не выходит. Он действительно ни черта не боится.
— Все чего-то боятся, — шепотом возразил Гарин.
— Возможно. Но как узнать, чего именно боится этот конкретный звереныш? — Столяров опустил голову. — Эх, сюда бы ампулу парапроптизола…
— А у тебя нет?
— Нет. — Михаил в задумчивости посмотрел на Олега, затем взгляд его просветлел. — Зато у тебя есть!
— Ты имеешь в виду…
— Да! Ты ведь уже делал это, помнишь? Во время атаки наемников.
Гарин помнил. Когда они со Столяровым отбивались от отряда из тридцати наемников, Олегу удалось нейтрализовать одного из штурмовиков, обрушив на бойца его же собственные страхи. По сходному принципу действовало лекарство, которое использовал в своей допросной практике Михаил. Официально оно называлось парапроптизол. Неофициально — прививка страха. Гарин не мог знать, каких именно ужасов навоображал себе несчастный наемник, чтение человеческих мыслей было за гранью его возможностей, зато он видел, как боец элитного подразделения скулил, точно младенец, и пытался зарыться в землю.
— Я не хочу надевать «венец», — неуверенно сказал он. — Я еще от собаки не отошел. Накинуть сеть на восемнадцать фантомов — это…
— Я тебя очень прошу, — проникновенно сказал Михаил. — Не делай из меня натурального палача, а?
Олег вздохнул и полез за артефактом.
Жига не боялся ни бога, ни черта. Но чего-то он все-таки боялся. Стоило Гарину познакомить цыганенка с вывернутым наизнанку отражением его же сознания, как темно-карие глаза стали круглыми и совсем черными, а смуглое лицо, наоборот, побелело.
— Я скажу! — залепетал Жига. — Я все скажу! Только пусть она больше не скребется!
«Кто она?» — одними губами спросил Столяров. Олег только пожал плечами и уменьшил давление. Цыганенок шумно выдохнул и сгорбился так, словно из него вынули позвоночник.
— Итак… — повысил голос Михаил, но Гарин, коснувшись его локтя, попросил:
— Давай я начну.
Столяров удивленно двинул бровью, однако возражать не стал:
— Валяй.
— Жига! — позвал Олег. — Ты слышишь меня?
— Да… — голос цыганенка был чуть громче шепота.
— Хорошо. Как тебя зовут?
— Жига.
— Это твое настоящее имя?
— Да.
— Сколько тебе лет?
— Пятнадцать.
— Это правда?
— Правда.
— Ладно. Какое сегодня число?
— Я не знаю.
— Сегодня двадцать третье число. Ты понял?
— Да.
— Так какое сегодня число?
— Ты сам знаешь.
— Это не ответ!
Жига испуганно втянул голову в плечи.
— Двадцать… Я забыл. Что ты говорил?
— Двадцать третье.
— Двадцать третье, — эхом отозвался паренек.
— А завтра какое число?
— Я не знаю.
— Почему? Я же сказал тебе, какое сегодня.
— Я… плохо считаю по-вашему.
— Так считай, как умеешь. Какое завтра число?
— Двадцать… — Цыганенок закашлялся. По его подбородку потекла кровь. — Двадцать четвертое.
Гарин в задумчивости пожевал губу и продолжил:
— А если бы я тебе сказал, что сегодня двадцать второе, но ты бы знал, что это не так, как бы ты мне ответил, если бы я спросил…
— Что?
Михаил снова навис над столом и вполголоса сказал:
— Что-то уже и я не догоняю, куда ты клонишь. Парень и так колется, зачем ты его изводишь всякой ерундой?
Олег, который и сам понял, что запутался, зашептал в ответ:
— Колется-то он колется. Но как мы проверим, на какие вопросы он отвечает честно, а на какие нет?
— Ты хочешь сказать… — Столяров уставился на «венец», который Гарин так и не снял после того, как наслал на Жигу неведомый скребущийся ужас.
— Да. Мне кажется, что я смогу отличить ложь от правды. Может, не всегда, но в большинстве случаев смогу. Мне нужно только… по тренироваться.
