своего спутника почти на голову. Вертлявый и шустрый, с глазами и лицом хорька. Другой, длиннорукий и коротконогий, с мощной челюстью и сросшимися бровями, больше походил на гориллу. Оба были в лыжных куртках с капюшонами – у большого на рукаве пятно чужой крови – в валенках и ушанках, лица закрывали шарфы.
У каждого за спиной было ружье, но это не прибавляло им уверенности. Как они ни бодрились, подкалывая друг друга и травя анекдоты, а весело не было. За каждым деревом мерещилось то, чего лучше никогда не видеть. Даже сто сорок голодных головорезов пугали их меньше, чем это черное безмолвие.
– Вернемся? А чего скажем?
– Ну, типа – заблудились.
– «Заблудились» – передразнил второй. – Баран ты. Нас тогда первыми в списке поставят. Пусть себе идут. Ну его на х.., этого Бурого. Козел, сам же мне сказал: «делайте с ней, что хотите».
– Ну, ты и сделал, – в голосе маленького мелькнула издевка.
– А что мне, цветы ей дарить? – фыркнул здоровяк. – Два месяца без женского тепла… Ну не рассчитал силы. Сама виновата, дергаться не надо было. А этот мне говорит: «будешь вместо нее». Не Ваня, а Маня. Сучий потрох… Нельзя возвращаться, бля. Пропажу-то заметили.
– Ну, мы-то самое лучшее утащили, – осклабился невысокий, но его улыбка быстро скисла.
Ветер налетал порывами. Просто Антарктида какая-то… Дорога пошла в гору, и оба уже порядком запыхались. Внезапно деревья расступились – они прошли посадки насквозь. Теперь от деревни, куда ушла банда, вырезавшая Рассвет, их отделяло почти десять километров. Достаточно, чтобы можно было перевести дух. Но они не останавливались, хоть и знали, что вряд ли их будут преследовать.
Они продолжали движение в том же темпе, пока не почувствовали, что валятся с ног. И очень вовремя из темноты выступил силуэт дома.
– Ты гляди… Это еще что?
– Изба лесника какого-нибудь, – пожал плечами большой. – Или лесоруба. Хрен его знает, я в городе вырос.
– «В лесу раздавался топор дровосека…» – хихикнул маленький.
– Точно, мля.
Они остановились у калитки, но продолжали то и дело озираться, хоть и понимали, что при всем желании никто не нашел бы их в ночи. Они слушали, но единственными звуками, которые они слышали, были завывания ветра.
Дом выглядел нежилым. Во дворе громоздились сугробы. Видно было, как крыши избы и дворовых построек просели под тяжестью снега.
Несмотря на это, оба, не сговариваясь, взяли ружья наизготовку.
Дверь была заперта на навесной замок, но бык достал из рюкзака фомку и играючи, одним движением, вырвал его с мясом.
– Тебе бы медвежатником быть, – похвалил маленький.
– Не, я больше по лохматым сейфам спец, – пробубнил здоровый и потряс пятерней. Там, под рукавицей, были татуировки, которые могли сказать знающему человеку много. На левой: «ГУСИ» – «Где увижу сразу изнасилую», на правой: «ЗОЛОТО» – «Запомни, однажды люди оставят тебя одну». К насильникам на зоне отношение двоякое. С одной стороны их вроде как не любят, а с другой по- человечески все понимают.
В самом доме все было так же запущено, как и во дворе. Луч фонаря осветил старомодный стол, два стула, деревянную хлебницу, холодильник «Бирюса», пустую кровать со старым пружинным матрасом.
– Как жить будем? – спросил большой, когда они закончили осмотр. – Того, что мы у товарищей скрысили, на неделю хватит.
– В чем проблема? Давай вернемся.
– Да иди ты на хутор. Заладил. Давай лучше в город.
– Ты как хотишь, а я в Кузню не пойду. Ты видал этих, у них кожа как кожура с луковицы сходила. Мы им еще услугу оказали, что вальнули. Они без нас через месяц от лучевой бы загнулись.
– Или через полгода от рака.
Оба глумливо загоготали, смакуя игру слов.
– Нет, а если на полном серьезе, – отсмеявшись и посмурнев, произнес невысокий. – Вдруг поймаем че-нибудь? Ну не хочу я опять…
Его голос звучал почти умоляюще.
– Да что ты поймаешь, блин? – его товарищ сплюнул. – Как хочешь, а я подыхать не собираюсь. Кончится же это. Может, маму свою найду. В Барнауле она у меня.
– Ага, сынуля. Да расслабься, маманю твою давно… – коротышка провел рукой по горлу, – такие же ханурики как мы. А даже если жива… не обрадуется, встретив тебя, зуб даю.
Здоровяк ничего не сказал, окинув спутника злым взглядом.
– Вот доберемся до Алтая, найдем баб и нормальной жратвы, – мечтательно пробормотал он через пару минут.
– Хавчик важнее. Хотя тебе-то зачем? – поморщился маленький. – Ты уже подножный корм распробовал.
– Ага, и ты разок кушал. Чисто на пробу. Че, как говорят, «один раз – не водолаз»?
– Да пошел ты. У меня, между прочим, почти высшее образование, а я… Э-эх.
– Человечинку жрешь, – продолжил за него здоровый. – Да хоть два, Кирюха. А у меня ПТУ, я быдло, выходит. И чо? Ты дурью по клубам банчил, молодежь на иглу подсаживал, а я, простой рабочий парень, случайно загремел.
– Ну, подумаешь, другана на мессер поставил.
– Да не хотел я… Сам напоролся.
– Ага, пять раз подряд… А до этого девчонок возил на пустырь пачками, – коротышка сложил указательный и средний пальцы в кольцо и просунул туда указательный другой руки. – Да так зашугал, что ни одна не настучала.
– Да че, им просто понравилось. Телки сами… это… провоцируют. Одеваться не надо, чтоб сиськи видно было и копчик. Как вижу такую, сразу думаю, как бы она мне на коленки присела. Или наклонилась. Юбка коротенькая – это еще так. Вот джинсы или брючки… когда они обтягивают, да короткие, а там стринги. Или вообще, мля, ничего… – в уголке рта уголовника появилась слюна.
– Етить твою мать, ты о другом можешь? – сплюнул второй. – Сам тебя, мля, боюсь. Я вот когда не жрамши, о бабах даже думать не могу.
– Ладно, харэ базарить, давай печку расшевелим.
Минуту назад болтовня помешала им услышать шаги. Кто-то приближался к дому. Хотя, они могли бы и так их не уловить за воем ветра. Не было у них шансов услышать и звук взводимых курков, донесшийся с крыльца. Но если бы они прекратили разговор чуть раньше, то уловили бы скрип петель. Но они почувствовали только дуновение холодного воздуха из внезапно открывшейся двери.
Большой среагировал первым, даже успел поднять карабин и повернуться в нужную сторону, но ничего больше. Тот, кто пришел из темноты, нажал на спусковой крючок первым. Людоеда отбросило как тряпичную куклу.
Вспышка и грохот выстрела в полной темноте и тишине на секунду дезориентировали оставшегося в живых. Как в замедленной съемке, тот повернул голову и увидел, что его товарищ стоит, прислонившись спиной к стене, будто размышляя, можно ли жить с огромной раной в груди, из которой хлещет кровь. Это продолжалось от силы полсекунды, потом мужик сполз по обоям, оставив на стене красное пятно с вкраплениями перьев от пуховика, и, наконец, тяжело рухнул лицом вниз.
Коротышка замер от неожиданности. Выйди он из ступора раньше, кинулся бы в сторону, чтоб укрыться за кроватью, где имел бы шанс наделать в незнакомце дырок. Но мозг поздно справился с оцепенением.
– Стоять, – раздался хриплый голос. Негромкий и спокойный. – Ствол положи, а то уронишь.
В лицо ему ударил луч фонаря, в несколько раз более яркого, чем его собственный, заставив прикрыть глаза. Сквозь темные пятна на сетчатке он увидел человека. Тот стоял в дверном проеме, не спуская с него
