Король спал и видел беспокойные сны. Неслись куда-то кони, роняя с боков окровавленную пену, трубили боевые трубы, падали люди, хрипя и изгибаясь в последнем рывке убитого тела… Сгущалась белесая пелена, заволакивая мир, стирая его краски… Жуткие твари выползали из липкого тумана, тянули кошмарные свои конечности, норовя выдернуть из груди живое сердце.
«Очнись, Потомок Богов! — беззвучно позвал чей-то голос. — Очнись и взгляни в глаза своей Судьбе!»
Медленно и тяжело поднимались веки, словно лежал на них камень весом в тысячелетие. Бледный и мокрый от холодного пота, липкий от приставших к лицу клочков бесплотного тумана, король приподнялся на локте, оглядывая комнату.
И закричал.
Попытался закричать, захлебываясь собственным ужасом.
Но не смог протолкнуть даже стона, спеленатого призрачной паутиной.
Из темноты на него смотрели глаза.
Пустые и безразличные ко всему. Холодные. Мертвые. И от этих глаз, блекло-желтых, равнодушных, хотелось бежать без оглядки. Но окостеневшее тело намертво вжало в кровать неведомой силой. И онемевшие губы тщетно пытались выдавить слова заклинания. Слишком близко подошло неведомое Зло, слишком прочно успело завладеть его сознанием.
Из ничего, из Пустоты возникла сухая семипалая рука и протянула к нему скрюченные пальцы. Хищно сверкнули длинные острые когти, потянулись к груди, незряче зашарили в поисках сердца.
— Ой, душа-душенька, — проскрежетал безжизненный голос. — Неприкаянная, мятущаяся. Мятежная. Дорожки не выбрала, к покою стремится… На ловца и зверь, на зверя — ловец…
— Прочь, Старая! — прогремел тяжелый рокочущий бас. — Не время еще!
— Ты не шуми, не шуми, касатик чернокрылый, встретимся, успеется. Не за жизнью пришла, сердце выну, душу заберу. Непутевую, бесприютную…
Стекла в комнате вдруг выбило порывом ветра, пахнуло грозой. И король сумел повернуть голову, уклоняясь от гипнотического взгляда. Клочья молний рвали небо, полосуя черное кружево клубящихся туч. Яростно выл ветер, и в смешении гнева Огня, Воды и Воздуха слышались шаги грозного Исполина. Содрогалась земля, шатался и стонал трактир, добротное, крепкое строение, в окно ворвалась шаровая молния, ударила прямо в немигающие, ненавистные глаза. И дернулась костлявая рука, вонзая ногти, но промахиваясь мимо сердца, попадая по Кошелю…
Рвущий перепонки вой оглушил короля, скидывая прочь с кровати, вдавливая в пол, прямо в дубовые доски. Сил и рассудка хватило на то, чтобы вынуть жгущую руки Булавку Эксара, похожую на маленький огненный меч. Морщась от боли и воя в голос, Денхольм сделал выпад, целя в желтый угасающий глаз. Но результата уже не увидел: кромешная тьма подхватила его, словно Йоттей плащом укутал, мир исчез, осталась боль, выгибающая тело, остался крик, обжигающий уши. Потом не осталось и этого…
Король очнулся в собственной постели, мертвой хваткой сжимая в непокорной руке маленькую, позеленевшую от времени булавку. В распахнутое, но целое окно врывалось стрекотание каких-то ночных насекомых вперемешку с пьянящим запахом расцветающего табака. В лунных лучах танцевала вездесущая мошкара. И только отзвуки уходящей грозы напоминали о пронесшейся над землей буре. Рядом ворочался верный шут.
Сон! Просто сон!
Король вздохнул с облегчением.
И с криком схватился за грудь. Прилипшая к телу рубашка была насквозь пропитана чем-то темным и липким. Саднящая тягостная боль мешала дышать, пронзая легкие. Пить хотелось смертельно.
— Ты что, братец? — подскочил на кровати шут, зажигая фонарь. — Эй, король, да ты весь в крови!
— Дай воды! — прохрипел Денхольм, хватая ртом воздух.
Санди сбегал вниз, принес холодный ковшик. Король жадно глотал, постанывая, морщась.
— Что там внизу? — наконец выдавил он.
— Мертвая тишина, — испуганно поглядывая по сторонам, сказал шут, разрывая окровавленную рубаху. — Кто это тебя так, куманек? — растерянно прошептал он. — Семь полос… Неужели?..
— Она самая, — через силу подтвердил Денхольм. — Только во имя Света, не поминай всуе Ее Госпожу…
Теперь он твердо знал, что при имени Той, За Которой Нет Трех, будет бесноваться не хуже брата. Или проводника. Эх, души-душеньки, бесприютные, неприкаянные…
— Хорошо хоть раны неглубокие. — Санди деловито копался в походном мешке. — И рубаха сразу прилипла. Любишь ты приключения подбирать, братец, не живется тебе спокойно!
— Где проводник? — почти растворяясь в холодящем соке целебных листьев, прошептал король.
— Да кто ж его знает! — хмыкнул шут. — Может, спит на сеновале, может, винцом поправляется…
— Ты же сказал, внизу никого нет…
— И то верно… Но что ты всполошился, куманек? Думаешь, он все подстроил?!
— Я теперь такой же, как он, — через силу произнес Денхольм, садясь на постели. — Отмеченный Вешшу. И если плохо мне, ему тоже несладко.
Шут проникся наконец серьезностью момента, без лишних слов помог королю одеться и спуститься вниз. В общей комнате действительно стояла мертвая тишина.
Мертвее и не представить.
Осторожно ступающий Денхольм споткнулся обо что-то мягкое, отдернул ногу и поскользнулся в липкой луже.
— Огня, — с ужасом потребовал он.
Санди нашарил в темноте подсвечник, завозился с огнивом, пытаясь не выпустить из рук метательные ножи. Тонкий слабый луч осветил перевернутые лавки, битые горшки, залитый кровью пол. Прямо под ногами короля лежало чье-то тело с перерезанной глоткой. Денхольм вгляделся: незнакомое смуглое лицо, на вскинутой в тщетной попытке защититься левой руке не хватало трех пальцев.
— Славный удар, — прошептал возникший рядом шут, — хотел бы я посмотреть на оружие, способное совершить такое…
— Может, и посмотришь…
Король перешагнул через тело и, держа меч наготове, продолжил, путь. Трактирщик и мальчишка- прислужник обнаружились за стойкой, придавленные полупустой бочкой вина. Оба были без сознания, но еще дышали, и Санди поспешил вытащить их из-под завала.
— Потом, — прошептал король.
Санди согласно кивнул:
— Если оно будет, это потом.
Второй труп они нашли у порога: еще один чужак искалеченной левой рукой словно собирал обратно вывалившиеся кишки. Правая кисть, сжимавшая меч, валялась неподалеку. Там, где остекленевшими глазами смотрел в звездное небо местный кузнец, обнимавший заточенные вилы. Этот был утыкан арбалетными стрелами. Король осмотрел двор. Всюду кровь вперемешку с дождевыми лужами и следы побоища, но тел больше не видно, ни своих, ни чужих. Короткими перебежками, сторонясь освещенных луною мест и тщательно осматривая темные, они добрались до сеновала.
Пусто.
Только потертый плащ и сиротливо отсвечивающая серебром лютня. Рядом с сараем они нашли еще одно тело. Странный ящер с оскаленной жутковатой пастью смотрел на них подернутыми синеватой дымкой мертвыми зрачками. Раскиданные в стороны короткие когтистые лапы застыли в жесте безграничного удивления жестокостью этого мира. Из горла твари торчал диковинный нож: закругленный наподобие серпа, с короткой костяной ручкой и переплетением нездешних трав по клинку. Достать его из раны и получше осмотреть король не решился.
— Смотри, куманек! — вскрикнул Санди. — Вон там, в канаве!
Так же осторожно, прикрывая друг другу спину, они добрались до сточной канавы. И застыли, боясь
