Тетя сказала, что ты слишком много себе позволяешь. Она даже расстроилась из-за тебя.
— Дура она, твоя тетя! Поберегла бы свои нервы, а то так и в ящик сыграть недолго!..
Агнешка поднялась. Одной рукой она сгребла со стола учебники с тетрадями, другой подхватила сидящую на подоконнике Кисулю и молча ушла из кухни.
В тот вечер Михал допоздна сидел один при свете лампы. Хотя на столе были разложены его тетради и книги, сильно бы ошибся тот, кто решил бы, что мальчик занимается.
Он думал. И не просто думал, а строил всевозможные планы. Витека надо любыми силами вырвать из-под влияния Агнешки. Для начала надо будет уверить Витека, что от дружбы с Агнешкой он ничего не выгадает, а наоборот, прогадает, потому что она девчонка и в настоящих мужских делах ровно ничего не смыслит. Вторым делом надо убедить всех остальных, что Агнешка вовсе не такая милая и добрая, а лишь ловко притворяется такой… да, именно притворяется.
Михал понимал, что убедить всех будет нелегко, но действовать решил немедленно.
Проходя мимо портьеры, он произнес достаточно громко, чтобы его могла услышать пани Леонтина:
— Кисуля, что ты тут вертишься? Не собираешься ли ты слопать еще и канарейку?…
Глава VIII
Витек, торопясь и обжигая рот, пил кофе и слушал излияния старушки Шафранец, которая неожиданно поднялась чуть свет. Обычно Шафранцы никуда не спешили и поэтому готовили завтрак на кухне последними.
— Не знаю, что со мной… Сегодня я всю ночь глаз не сомкнула… Скажите, что мне делать? Пани Ирена!
— Попросите у пани Анели снотворное, — посоветовала Петровская.
— При чем тут снотворное, если я беспокоилась за Матюшу. Только я вздремнула, меня кто-то точно тряхнул. И всю ночь я прислушивалась, не подкрадывается ли кошка к Матюше.
— Что это вам в голову взбрело? Он же у вас в клетке! — удивилась Петровская.
— А мыши не были в клетке? Мою канарейку ждет такая же участь, поверьте. Эта кошка так обнаглела, что просто ужас! Не поговорить ли мне с пани Толлочко?…
— Знаете, — помолчав, сказала Петровская, — я не уверена, что это кошка… Мне кажется, я тогда зря накинулась на учительницу, зря ее расстроила. По правде говоря, я не уверена, что это кошка…
— А кто же, по-вашему, если не кошка?
— Мало ли кто. Может, Пимпус…
— Пимпус? Да что вы! Пимпус?!
— Не о моем ли Пимпусе речь? — спросила медсестра, стоя одетая на пороге и собираясь уходить на работу.
— Да, вот пани Петровская утверждает, что мышей съел Пимпус, — с готовностью сообщила старуха.
— Пимпус? Мой Пимпус?! — У пани Анели от обиды и возмущения даже задрожал голос. — Этого я от вас никак не ожидала, пани Ирена!
— Я не сказала, что Пимпус съел мышей. Я сказала, что Пимпус мог их съесть, а это не одно и то же, — оправдывалась Петровская. — Черник говорит, что таксы ловят мышей.
— О люди, люди! — воскликнула вконец расстроенная медсестра. — Никогда, никогда я от вас такого не ожидала! Ни от вас, ни от пана Черника! Бедную вдову легко обидеть!
Витек собирался сразу же обо всем рассказать Михалу, но того уже не было дома. Он ушел в школу без Витека. И снова забытая за ночь обида вспыхнула с новой силой. Разве на Михала можно положиться? Никогда не знаешь, какая его завтра муха укусит. Что и говорить, конечно, лучше пойти в кино, чем корпеть над уроками. Да еще на такой отличный фильм! А Агнешка мировая девчонка… Объясняет она не хуже учителя, даже получше. И нос не задирает. Хорошо, что мама вступилась за учительницу, то есть за кошку… Ведь в самом деле никто не видел, кто съел мышек. Мама справедливая, факт!..
Вдруг Витек заметил идущую далеко впереди Агнешку.
— Агне-е-ешка! — закричал он изо всех сил. Прохожие испуганно оглядывались. Агнешка тоже оглянулась и замедлила шаг.
— Ты что орешь как сумасшедший? — Агнешка делала вид, что сердится, но глаза у нее улыбались. — Людей пугаешь. Что-нибудь случилось?
— Не-е-ет… то есть да… — запыхавшись, проговорил Витек и тут же стал рассказывать: — Знаешь, старуха сегодня пожаловалась моей маме!..
— На кого?
— На… на… ну просто она боится за Матюшу. Кроме него, у них нет никого, и… если с ним что-нибудь случится…
— Он что, заболел?
— Н-нет… но она… просто боится.
— Может, они его неправильно кормят? У нас в доме, когда я жила в Жешуве, тоже была канарейка. Когда она заболела, у нее перышки взъерошились. Сидит, бывало, нахохлившись, грустная-прегрустная, смотреть жалко… Я понимаю пани Леонтину… — Агнешка задумалась, и лицо ее посерьезнело.
В том доме, где Агнешка жила, канарейка для нее была единственным утешением. Когда она умерла, девочка даже заплакала. Впрочем, в том доме ей часто приходилось плакать, хотя никто этого не знал. Она плакала по ночам… Ах, к чему эти невеселые воспоминания! У тети ей хорошо. Агнешка улыбается и говорит:
— Я знаю, что сделаю! Куплю Матюше свежего салата!.. И все-таки кошка лучше канарейки. Она пушистая, теплая. Ее можно брать на руки, гладить. Я ее ужасно люблю, Кисулю.
Витек сразу догадался, почему Агнешка замолчала и какие воспоминания заставили ее посерьезнеть. Мог ли он после этого рассказывать о каких-то пустяках!
Пани Толлочко раздавала домашние сочинения и разбирала ошибки. Сочинение было на тему: «В гостях у товарища». Тетрадь Михала оказалась в самом низу.
— Я намеренно оставила работу Ковальского напоследок, — сказала пани Толлочко, — потому что это своего рода уникальный труд. Я работаю в школе много лет, через мои руки прошло много сочинений, но такого сочинения мне в жизни не доводилось читать. Вот послушайте.
Весь класс замер, с любопытством уставившись на учительницу. Интересно же узнать, что за уникальный труд сочинил Ковальский.
— «В гостях у товарища», — громко прочла учительница заглавие, сделала паузу и продолжила: — Товарища не было дома…»
Снова пауза, но более длительная. Класс с нетерпением ожидал продолжения, но учительница молчала. Наконец она спросила:
— Чего вы ждете? Неужели не ясно? «Товарища не было дома»! Вот и все.
Грянул дружный и громкий хохот. Но тут же оборвался. Пани Толлочко было совсем не до смеха. Михалу пришлось выслушать много горьких слов.
Ребята смотрели на него с любопытством: интересно, что он ответит, чем оправдается?
Но Михал не собирался оправдываться. Он стоял, опустив голову, и, вперив взгляд в парту, молчал.
Сначала Витек подумал, что Михалу стыдно, но, взглянув на друга, он понял, что тот даже не слышит, о чем говорит учительница.
Так оно и было. Михал не слышал, потому что не слушал учительницу. Он думал об Агнешке: хорошо, что она его предупредила насчет двойки. Она хотела его этим уесть. Вот дуреха! А оказала великую услугу. Пусть теперь учительница надрывается! Пусть кричит! Подумаешь: двойка! Что он, двойки не видал?
Прозвенел звонок на перемену. Учительница вышла из класса. И тут же все окружили Михала.
— Слушай, что это ты придумал?
