Михал долго упрашивал товарища, но, видя, что тот стоит на своем, в сердцах сказал:
— Дурак ты! Подумаешь, волки в лесу передохнут, если ты часок погуляешь! Работу можно и потом отнести.
Но Витек был иного мнения о волках и с такой скоростью помчался домой, будто его кто-то подгонял.
Несколько ребят спустились на набережную. По Висле сновали первые байдарки. Ревела землечерпалка, добывая со дна песок. На пражском берегу приводили в порядок пляж и красили кафе.
Разомлев от солнца, Михал плюхнулся на скамейку. К нему присоединились долговязый Вечорек, Куба и Збышек Вихан, который, продолжая ранее начатый разговор, сказал Вечореку:
— Ну как, меняться будешь? Давай, пока я не раздумал. А то у меня охотников навалом.
Вечорек лениво повернулся:
— Ну-ка, покажи еще разок.
Збышек поспешно расстегнул портфель и достал из него большой альбом для спичечных этикеток. Вечорек, казалось, без всякого интереса стал его перелистывать, рассеянно разглядывая коллекцию.
Михал никогда не увлекался филуменией. Но кое-какое представление об этом имел. Кроме того, он не раз видел, как Витек наклеивал на дверцы шкафа какую-нибудь вновь приобретенную этикетку. Поглядывая в альбом Збышека, он теперь мысленно сравнивал эту коллекцию с собранием Витека и наконец не выдержал:
— Тю! Чудо-юдо Рыба-кит! Нашел чем хвастаться!
— Факт! Вот и я говорю! — подхватил Вечорек. — Одно барахло!
— Збышек, хочешь, дам тебе совет? — начал издеваться Михал. — Сдай-ка ты свою коллекцию в утиль. Глядишь, в стенгазете похвалят за ценный почин!
— Во-во! Сдай на вес! Вместо макулатуры! — подхватили остальные ребята, радуясь возможности позубоскалить.
Збышек, бледный от обиды и злости, захлопнул альбом и вскочил со скамейки. Михал тоже поднялся.
— А у тебя и такой нет! — процедил Збышек сквозь зубы.
— У меня нет, а вот у Витека Петровского коллекция в сто раз лучше твоей.
— У Витека?! Витек за свое хвастовство раз уже схлопотал и утерся, ясно? Тебе что, тоже захотелось?
Ага! Так вот оно что! Вот что произошло между Витеком и Збыхом! Вот почему они враждуют! Ну ладно! Есть шанс расквитаться за товарища. Вот теперь Витек поймет, что значит дружить с Михалом.
Все это молнией пронеслось у него в голове. А ответил он спокойно, но веско:
— Смотри, а то сам сейчас схлопочешь и утрешься. Понял? Сказано тебе, у Витека коллекция лучше!
— Может, поспорим? — вспыхнул Збышек.
— Давай!
— На что?
— Ребята! Ребята! Спор!!! Сюда! Бегом! Мировая сенсация! — во все горло заорал Куба.
— Ну? На что спорим? На десять злотых, давай?
— По мне, хоть на двадцать, — Михал был в себе уверен.
— Идет! На двадцать! Вечорек, разбивай!
— Разбивай, Вечорек! Разбивай! — загудела подоспевшая компания.
Вечорек ударом ладони разъединил руки Михала и Збышека.
— А теперь дуй за альбомом! — сказал Збышек.
— За альбомом? — У Михала вытянулась физиономия. — За альбомом? — повторил он.
Только теперь Михал сообразил, в каком дурацком положении он оказался. Збышек смотрел на него со злорадством. Скотина! Он наверняка знал, какой у Витека «альбом».
— Ну, ты чего? Дурачком прикидываешься? — зашумели ребята. — Горлом хотел взять? Так мы тебе и поверили! За красивые глазки?
— За красивые зубки! — съехидничал Збышек. — Дуй за альбомом, а то худо будет.
— Ты на кого тявкаешь, зелень? — вспыхнул Михал.
Збышек даже попятился.
— Михал, не заводись! Нечего увиливать! Шляпа не папа, а мама не панама… Без альбома, сам понимаешь, лапки кверху — и привет! — потеряли терпение ребята.
— Дуй за альбомом! Давай! Мигом!
Михал, все еще стараясь не терять достоинства, направился в сторону дома. Сначала он думал привести ребят к Петровским и показать на месте коллекцию. Но вовремя спохватился: тогда наверняка разыгрался бы жуткий скандал — ребята бы ворвались целой оравой в чужую квартиру, подняли бы гам. Старуха Шафранец подняла бы крик, соскочила бы с кровати пани Толлочко… Нет! Лучше не надо!
Оставался лишь один-единственный выход. Правда, дело связано с риском, но это был единственный шанс спасти свой авторитет…
Глава XI
Михал бежал к дому, чувствуя спиной насмешливые взгляды ребят, слыша их подзадоривающие крики и ехидные реплики. Он все еще надеялся придумать какой-нибудь выход или выкинуть какой-нибудь фортель.
Не возвращаться к ребятам?… Не станут же они ждать его до скончания века. Но они могут подойти к дому, стать под окнами и орать всякие обидные слова ему и Витеку. Агнешка услышит, и невесть что подумает…
Конечно, тогда можно выйти и набить морду этому остряку Збышеку. Увидала бы Агнешка, как Михал дерется… Но нет, нельзя — это будет нечестно. Да и ребята заступятся и правильно сделают: надо защищать справедливость. А если вдесятером на одного налетят, то для него это кончится плачевно…
Может, выложить двадцать злотых, и дело с концом? Но тогда верх возьмет Збышек. Начнет потом подначивать при каждом удобном случае: чего, мол, ты выхвалялся… И Михал прослывет треплом на всю школу. Ну нет! От кошки рожки!..
Нет другого выхода: надо отнести им дверцу! Она, наверно, не тяжелая. Шкаф небольшой, сосновый, сосна — дерево легкое. Да хоть бы и тяжелое, что ему, привыкать? И не такие тяжести приходилось таскать на себе!.. Только бы дверца легко снималась с петель, не поцарапалась, потом он ее сразу поставит на место.
Не было бы счастья, да несчастье помогло: повезло ему — Петровских нет дома. Витек, наверно, тоже ушел. Будь он дома, может, помог бы? Вряд ли! Побоялся бы получить взбучку от мамочки. И чего он ее так боится? Ну, стукнет разок, ну два, неужели честь не дороже?… Агнешка еще в школе… Надо тихо войти в дом… А если Геня дома?… Ну, Геню обработать легко…
Михал, перепрыгивая через несколько ступенек, взбежал по лестнице и, как обычно, не слишком громко, но и не слишком тихо открыл дверь ключом. В квартире все жильцы узнавали друг друга по походке, по манере открывать дверь, поэтому Михал сначала направляется к себе в комнату. Теперь учительница и Шафранцы знают, что он вернулся из школы.
Спустя минуту он вышел в переднюю и без стука проскользнул в комнату к Петровским. Витека не было. Геня сидел за столом и что-то рисовал, высунув от усердия язык.
— Это ты? — удивился он, увидев Михала. — А я думал, Витек вернулся.
— А Витека нет? Вот жалость-то! У меня к нему важное дело… Да что с тобой разговаривать, ты все равно не поймешь.
— Если важное, пойму, — серьезно ответил Геня.
— Позарез нужное и крайне срочное. Кстати сказать, я достал классную резину. Сегодня вечером можно сделать рогатку. Обещание надо выполнять, правильно я говорю? А?