на месте! Теперь мне ясно, почему ты такой бледный…
— Ты шутишь, а я серьезно.
— Шути и ты, Витек, брось ты зубрить. Если будешь зубрилой, горб заработаешь, и только. Знал я одного такого в Лодзи. Как пить дать, не вру! Вот такой скрюченный ходил. И тебе захотелось?
— Да не зубрила я совсем. Я и этикетки собираю, и книжки читаю. Могу тебе дать. Ты «Робинзона» читал?
— Давно. Одно место мне там понравилось: как Робинзон с разбитого корабля вещи перетаскивал. Жалко, что он не все перетащил. А книга — так себе…
— Ты что, не любишь читать?
— Люблю, про шпионов. Вот это книжки! В конце всегда преступник пойман. Все в порядке. Справедливость! А справедливость, по-моему, самое главное. И фильмы про шпионов я люблю… Слушай, пойдем в кино!
Витек испуганно оглянулся на дверь:
— Да ты что? У меня денег нет, и не отпустят.
— Я тебя свожу. Что значит — не отпустят? Лопух ты несчастный! Положись на меня. Завтра же на первый сеанс пойдем.
На другой день, часа в четыре, Михал постучался к Петровским и спросил из-за двери:
— Витек, ты на собрание пойдешь? Если решил опоздать, то пока! Я пошел.
— На какое собрание? — спросила мать, сидя за машиной, и подняла голову.
— Как его… кружка натуралистов. Надо спешить, а то учитель не любит, когда опаздывают. Нам и диафильмы покажут.
— Только оттуда прямо домой, — наказала мать и снова склонилась над шитьем…
— Вот это повезло! Вот это здорово! — радостно повторял Витек, когда они с Михалом поднимались вверх по улице.
— Еще бы! Всегда будет везти, если мозгами шевелить! — хвастливо заявил Михал.
Они вернулись через два часа. Витек был испуган.
У него даже холодный пот выступил. Страх гнал его домой изо всех сил. Ковбойский фильм, в котором убитых было больше чем достаточно, сильно распалил его воображение. Щеки у Витека горели.
— Ты что так запыхался? — забеспокоилась мать.
— А я… я спешил. Еще не все уроки сделаны.
Мальчики пытались заниматься, но сосредоточиться им было нелегко. Они все время возвращались к событиям фильма.
— А помнишь, как шериф притворился мертвым, лежит себе, а как только этот бандюга к нему подошел, он: трах-трах-тарах! — Разгоряченный Михал стрелял прямо в Агнешку, которая как раз входила в кухню.
— Ну как, понравился вам фильм? — спросила она.
— Тс-с! — зашипел испуганно Витек.
— Тебе что, приснилось? Какой фильм? — пытался спасти положение Михал.
— Я видела, как вы входили в кинотеатр, — сказала, понизив голос, Агнешка.
— Агнешка, слушай, никому не говори. Ох, и влетит мне, если мама узнает!
— Сразу поджилки затряслись, — сказал с издевкой Михал. — Чего ты перед ней заискиваешь? Не бойся, не скажет. Пусть только попробует! Ну!
— Я никому не скажу, и совсем не потому, что тебя испугалась! Ясно? — резко ответила обиженная Агнешка.
— Но, но! Только не прыгай, как кит на булавке! — все еще старался держать фасон Михал.
— Кит?… На булавке? — повторила удивленная Агнешка.
Вероятно, она живо себе представила эту картину, потому что вдруг прыснула:
— Ой, Михал! Здорово у тебя получилось! Такого я еще не слыхала. Сам придумал?
Разозлившись неизвестно на кого, Михал даже не удостоил ее ответом. Он сунул Витеку под нос тетрадку и буркнул:
— Пишешь, как курица лапой, прочитать невозможно! Что это у тебя: существительное или глагол?
Агнешка подошла к столу. Окинула взглядом разложенные тетради. Нетрудно было догадаться, что Михал списывает у Витека.
— Ага, — сказала Агнешка, — сам не можешь?
— Я? — вскочил Михал.
— Ты же сдуваешь.
— Ну и что? Во-первых, может, мне так нравится, а во-вторых, может, это мой особый метод. Не знаешь, так помалкивай. Ты еще многого не знаешь. Каждую работу надо выполнять так, чтобы затрачивать как можно меньше усилий. Вот я и придумал свой метод. Ясно? Это называется — организация труда. Слыхала про такое?
— Приходилось, — ответила Агнешка и, пристально посмотрев на Михала, медленно ушла из кухни.
— Ну, теперь мы у нее в руках, — простонал Витек. — Про кино знает, про то, что списываем, знает. Ох, и влетит мне!..
— Не будь размазней! Можешь спать спокойно. Мы ей хвост прижмем! Подумаешь, на два класса старше — и умничает!..
В ту ночь Витеку снились кошмары: за ним гнался математик с пистолетом и хотел у него отнять тетрадку Михала. Трах-трах-трах!.. — раздавались за спиной выстрелы. Витек юркнул в какой-то подъезд, захлопнул за собой дверь. «Наконец-то!» — услышал он знакомый успокаивающий голос.
— Наконец-то! — повторила мать, стоя у его кровати. — Насилу тебя разбудила. Вставай, а то в школу опоздаешь, соня.
Глава V
Кухонный стол был грязный, просто ужас! Но ужасаться было некому: стол-то общий. На нем чистили овощи, мыли посуду, на него ставили горячие кастрюли и сковородки прямо с огня.
Когда-то давно, очень давно, стол мыли по очереди, но постепенно очередь перепутали, и этот грязный стол сделался камнем преткновения.
Учительница считала, что мыть стол должна Петровская. Петровская уверяла, что вместо нее мыла медсестра за то, что она пришила той рукава к новому халату. Старушка Шафранец вообще в споре не участвовала. Она уборкой не занималась. А уж мытьем стола и подавно. Квартира принадлежит ей, стол тоже, так что уж пусть жильцы из благодарности занимаются уборкой.
Когда Витек с Михалом стали готовить уроки на кухне, пани Ирена собиралась было привести стол в порядок, да все некогда было, то одно отвлекало, то другое. В конце концов Петровская ограничилась тем, что накрыла стол газетами.
И вдруг однажды ребята увидели стол чистым, выскобленным добела. Правда, увидели они это вскользь, потому что внимание их отвлек новенький высокий торшер, сделанный руками мастеровитого Черника. Большая лампа ярко освещала не только стол, но и всю кухню. При таком освещении иголку найти можно.
Старуха Шафранец, войдя в кухню, даже руками всплеснула.
— Сколько такой дракон электричества сожрет! — воскликнула она, но тут ее внимание привлек вычищенный стол. — А, напомнил мамочке! — сказала она, обращаясь к Витеку.
— Если бы сейчас была мамина очередь, мама бы без всяких напоминаний его вымыла, — обиделся за мать Витек.
— Кто же это сделал? Неужели пани Толлочко? Значит, все-таки совесть заговорила!.. Ну, не ты же, в самом деле, его выскоблил! — обратилась она к Ми халу.
