некоторые мои специфические умения. Раствориться, полностью раствориться в океане боли. Правда я проходил этот курс с электродами на некоторый интересных местах в облегченном виде, но ничего, боль она и есть боль.
— Барб, — кто-то мою опущенную на грудь голову, — пойми, я хочу помочь принцу Лабину. Где он, где он может прятаться наслушавшийся сплетен и слухов, распространяемых врагами короны. Король Бармаш готов усыновить Лабина.
Так я тебе и поверил, песик. А вообще-то с такой проникновенной речи и надо было начинать допрос, вдруг я бы повелся? Вдруг я бы за это время пустил сок в камере, осознал свою незавидную участь и выложил бы всю правду-матку? А что, я не герой, станешь тут им, когда твоих сокамерников ежедневно казнят.
— Не хочешь говорить, — песик отпустил мои волосы, молчишь во время пытки. — Палач, ты не особенно усерден, хотя твой контракт действует еще два года. Ты жалеешь своего сородича? Ты не исполняешь свой контракт?
— Исполняю, тесс Валок, и я не жалею Барба, он для меня никто, я отверженный, Вы знаете, что это значит.
— Знаю, но проверю. Писарь, пригласи сюда помощника городского палача, он в коридоре.
А вот это лишнее, так унижать Тверда не стоило. Надо же его обвинили в непрофессионализме. Тебя бы сучонок на мое место, оценил бы искусство Тверда полностью. Да хрен с тобой, послушаю я лучше, что там кричит глашатай. Ого, так вот кто почти убил короля и королеву, провел убийц потайным ходом, а я и не знал, я-то сижу с таким чудовищем в одном пансионате. А вот и новый палач. С ним не знаком. А что он свой морду прячет под капюшоном, зрителей бойтся? Так их здесь нет. Тесс Догир со своей сворой в коридоре кучкуется.
— Четвертая степень допроса, — пролаял песик.
М-да, раствориться в боли, а чем меня удивит этот экземпляр? Да ничем хорошим! Кто ж так кровь бездарно пускает?! Ты вообще в курсе, что от сильной кровопотери чувствительность тела снижается?
— Остановись! — рявкнул пес на палача номер два. — Пошел вон!
— Тверд, приступай к пятой степени допроса.
— Опасно, тесс Валок, Барб может умереть.
— Знаю, я не новичок в дознании, все равно приступай.
А отдохнуть? Ой-е, раствориться, дьявол, ничего не выходит! Другой способ ухода от боли. Надо принять ее, надо почувствовать удовольствие от нее. Нет ничего слаще, когда тебе выворачивают и растягивают ребра. Да, да, я хочу эту боль, она лучше девушки. Приди ко мне, еще раз и еще. Опять вода, да сколько можно?! Меня решили заодно помыть?
— Где принц, Барб?
— Его тело у вас.
— Шестая степень допроса.
— Но тесс Валок! У него сердце может не выдержать.
— Приступай!
Тверд, а зачем тебе эти всякие раскаленные железяки? Ты ведь не хочешь сделать из меня крицу- гриль. Б… Да…
Я едва смог поднять голову, вода, везде вода.
— Я же предупреждал, тесс Валок.
— Я слышал, отойди в сторону, седьмую степень допроса проведу я сам. Когда я был молодым у меня даже камни разговаривали.
Ах ты плесень, а еще благородным прикидываешься, пес смердящий. Да еще и умелый! Я забился на этой дьявольской дыбе. Боль, всюду только одна боль и ничего от нее не спасает. Из пересохшего горла вырывается крик. Все, я спекся, я могу только кричать, плакать и молить о пощаде. Прекрати, сука! Прекрати все это!
— Где принц? — через миллионы лет боли донесся до меня голос пса.
— Он не может говорить.
— Тогда напои его, палач.
А сам то ты кто? Может быть поэтому ты так презрительно относишься к Тверду? Я сумел протолкнуть в горло глоток воды. Еще один и еще.
— Где принц, где он мог спрятаться?
— Не знаю, тесс Валок. Не надо больше, я не знаю! — по моим щекам покатились слезы.
— Может быть ты говоришь праду.
— Правду, истинную правду, не надо меня мучить!
— А должен удостовериться. Ты крепкий камень, если сможешь остаться в живых после восьмой степени допроса, если опять скажешь мне что не знаешь, то я тебе поверю.
И почему я такой упертый, я смотрел на подбирающего для меня инструменты совсем не песика, а матерого пса. Раскалываются все, другое дело, сколько времени это занимает. Успеют ли твои сведения устареть или нет, успеет ли уйти твоя группа. В принципе ситуации разные, но как-то похожие. Вот в чем вопрос…
Я уже не мог кричать, только хриплое дыхание, вот и все на что я был способен. А тело, тело превратилось в один комок боли.
— Он уже пришел в себя, тесс Валок, — донесся до меня слабо знакомый голос.
— Где принц?
— Не знаю, — ответил я непонятно кому.
— Верю, палач приведи его в порядок, к завтрашнему утру он должен сам стоять на ногах.
Стоять на ногах, как же!
— Как ты?
— Хреново, Тверд. Чуть не сдох от боли.
— Лучше бы ты умер сегодня, завтра тебя казнят, а твоим палачом буду я. Мне это не нравится. Я пытался отказаться, но не вышло.
— А уж как мне завтрашняя казнь не нравится, ты бы знал. Привел меня в порядок для завтрашнего спектакля?
— Кости и суставы все вправил, раны обработал, обезболивающим тебя напоил, к утру оклемаешся и стоять на ногах будешь.
— Тверд, мне твое обезболивающее совершенно не помогает. Принеси лучше молока и свежий хлеб сам лечиться буду. Кстати, благодарю тебя за шестую степень допроса, быстро ты меня вырубил, я даже почувствовать почти ничего не сумел.
— Не за что.
— А вот седьмая и восьмая степень проведенная этим псом меня впечатлила. Отличный палач, вот его настоящее призвание.
— Плохой палач, — Тверд поставил плошку с молоком и хлеб в изголовье моего ложа. Зверь он, а не специалист по допросу. После пятой степени тебе нужно было дать отдохнуть несколько десятков кликов, а потом снова начать работу с четвертой степени до седьмой. Опять отдых и допрос с шестой до пока все не скажешь. Знаешь, Барб, ты самый стойкий камень, о котором я только слышал. Хотя мне бы ты все равно все рассказал. Я умею работать с болью.
— Свят, свят, свят, мне и полученного хватило и вообще я был уже готов сознаться во всем.
— А почему не сказал?
— Из вредности, а теперь не мешай мне, лечиться буду, завтра ведь у меня премьера. Главную роль в таком спектакле не часто предлагают.
— Ну как я?
— Хорошо, Барб, ты отличный шаман. Молоко и хлеб исчезли.
